Яромир шумно выдохнул. Экая пиявка! Хуже Преславы.

Он закрыл глаза и вздрогнул, когда детская ручонка по-хозяйски обняла его.

Вот же погань!

− Спи, не бойся, − прошептала Виива. − А я тебе сказку расскажу. Хочешь? Нет? Ну, слушай. Давным-давно, когда меня ещё мамка не родила, жил на севере уродец. Звали его Хасанайоно, что значит "достойный из достойных". Жил он − как все. Но однажды увидал Лютоморцев, что шли морем вдоль берега. Позавидовал им Хасанайоно: такие они были высокие и статные, с красивыми лицами. С тех пор Хасанайоно не находил себе места. Выл, точно волк, и скулил, как собака. Ругался всё время. Проклинал матерей, что легли под Последних, а однажды поймал и снасильничал молодую лютоморку. Назло снасильничал, чтоб родила она уродца и принесла в подоле родителям. Но лютоморка несчастная в родах померла, а сына произвела − загляденье: ни горба у него, ни шерсти, ни отростков. Только перепонки на пальцах да жаберки. Так и поняли Ущербные, как кровь от греха чистить. Но Хасанайоно того было мало. Не хотел он ни жены чистой, ни деточек. Хотел сам раскрасавцем стать. Таким, чтоб от одного взгляда у девок сердце в пятки уходило. Сказал Хасанайоно, что отыщет под скалами Вийпуна − древнего колдуна-великана − и потребует, чтобы тот дал ему красоту. Ушёл Хасанайоно из общины. Заблудился в горах и сгинул там. С тех пор никто о нём и слыхом не слыхивал. Сожрал его Вийпун. Как есть, сожрал. Вот и сказки конец... Ты спи, спи, чистый муж, − Виива громко зевнула, поёрзала, сворачиваясь калачиком и прижимаясь теснее. − Я покараулю.

Сон вышел мерзким. Аккурат по мотивам Виивиной сказки. Привиделось, будто безобразный горбатый страхолюд, с вывернутыми в обратную сторону коленями, сросшимися пальцами, обвислой кожей и выпученными, точно у жабьего царя, глазами, разложил на каменном ложе юную златокосую красавицу. Несчастная кричала, вырывалась, плакала, звала на помощь, а он... делал своё дело, грубо вбиваясь в хрупкое девичье тело. По бёдрам несчастной текла красная кровь. Она смешивалась с густым белым семенем и капала на алтарь...

Уродец дёрнулся, застонал, и кости его захрустели, выправляясь. Дряблая кожа подтянулась, глаза сузились, плечи распрямились. На какой-то миг показалось, будто это Горыня, но преобразившийся страхолюд обернулся, и Яромир понял, что ошибся.

− Ну, здравствуй, − улыбнулся Ущербный, и сердце зашлось в груди.

Яр знал это лицо. Определённо знал. Видел. Вот только никак не мог вспомнить...

Это... Это же...

Осколки изуродованной памяти хрустели и крошились, словно черепки, но худшее ожидало впереди. Распластанная на алтаре девушка жалобно всхлипнула. Её золотистые волосы потемнели, и Ледорез понял, что перед ним лежит истерзанная...

− Снеженика! − хрипло выпалил он и проснулся, обливаясь холодным потом.

Виива беспечно сопела под боком, а Марий, склонившись, с тревогой глядел на него.

− Ты как? − шепнул призрак.

− Порядок, − Яромир стёр со лба испарину и шумно выдохнул. Погань! Приснится же такое...

− Я хотел разбудить, звал, но ты не слышал, − взгляд Полумесяца сделался пытливым. − Что видел?

То, что предпочёл бы забыть...

− Всякое. − Ледорез осторожно отстранил Вииву и поднялся. Оправился, стряхивая остатки кошмара. − Пора убираться отсюда.

− А как же юная невеста? − Марий лукаво подмигнул, кивком указывая на спящую пигалицу. − Неужто не облобызаешь на прощание? Нехорошо!

− Иди в бубен, − Яр зафенделил в товарища расшитой золотыми оленями подушкой, и тот расхохотался в голос: мягкий снаряд действительно прилетел в увешанную перьями и колокольцами бандуру. Бандура тихо бзынькнула.