Хорошо, что я прибыл одним из первых. Нормального жилья тут отродясь не видели. Нам выделили несколько землянок на пятнадцать человек и одну, по их меркам, добротную избу. Барин в ней останавливается коль приезжает на охоту и нам позволил. Хозяева же остальных изб перебрались на ночлег к соседям, собираясь изредка заглядывать – для порядку...

То, что в этой избе мне место обещано было, только барин-то и знал да профессор наш. Передал ли ассистенту? Так, кто заселился бы, и доказывай, что твое… У нас на курсе студенты не чураются: за годы так передружились, что и за бастарда, и за наследника королевской крови одинаково вступятся, если случай будет. Только вот есть и обратная сторона медали – бастард тот, как и любой низкородный в нашем кругу, со мной на равных спорить будет. Мне, если уж начистоту, такое даже по – душе всегда было, но не сейчас.

Хворые лежали в отдельной избе с жаром и непонятной сыпью. Местный знахарь лежал там же в беспамятстве.

Сегодня я как мог увиливал от контакта с больными. Пока не приедет профессор, рисковать нет смысла. Все равно оценить некому. Да и как лечить и что за хворь такая, я не знал. Однако, беспокоясь о людях все же выяснил, что Никон Кузьмич, так звали ассистента, дает им какое-то свое новое лекарство на основе плесени, и оно уже начало помогать. Вообще Кузьмич странный. Давно бы в профессора выбился, да больно нелюдимый. Должность его волнует мало. Все, что волнует так это лаборатория, где он проводит свободное от сна время. Однако, несмотря на должность, среди преподавателей он пользуется уважением и какой-то неприкосновенностью, что ли. Мы, студенты, ему как кость поперек горла, мешающая делом заняться. Да и мы, как можем, его по кривой дуге обходим.

Так вот. Пользуясь скоростью прибытия, положением и приглашением хозяина уже как пару дней назад, я остановился в этой избе.

Изба по местным меркам огромная, рубленная. Об местном убранстве говорить не приходится. Все деревянное, топорной работы. Однако, жаловаться мне было грех, даже такая привычная вещь как кровать, стоящая в моей горнице в количестве двух штук, оказалась в этих краях невидалью. В землянках только печки да лавочки, а особо «везучим» и коровья шкура на полу досталась. Что уж говорить о наличии личных комнат, когда некоторые дома, как и здешние бани, топились по – черному и не имели даже отдельной от жилья кухни или кочегарки. Нужно ли говорить, что эти дни я как никогда ловил завистливые взгляды. Да сейчас я сам себе завидовал – это учитывая мой достаток и положение до приезда сюда! В моей избе было аж три горницы. Одна для профессора Быстрова Архипа Николаевича, другая, как выяснилось, для Кузьмича, как негласно между собой мы величали ассистента. А третья, так уж и быть, – стала моей. Хотя не то что соседство, а сам факт нахождения Кузьмича в деревне, меня совсем не радовал.

Я столкнулся с ним на пороге избы и выслушал нелицеприятные слова в адрес студентов, как паразитов, пролезающих в профессорское жилище. Стиснув зубы, я примирился с таким соседством и старался ничем не выдать свое отношение к этому ворчливому чудаку. Вчера за ужином из вежливости я поделился с ним провиантом, направленным маменькой, он смягчился и утром даже не бросил в мою сторону привычного гневного взгляда. Казалось, жизнь налаживается, через день должен прибыть профессор, да и больные, как за ужином сказал разгорячившийся от французского вина Кузьмич, идут на поправку. Появилась надежда, что совсем недавно скоро нас распустят или отправят на практику в столицу. Однако, сегодня к обеду, на третий день моего пребывания, вышла неувязочка.