Когда я выхожу, в моей маленькой гостиной никого нет. Смотрю в последний раз на себя в зеркало, и выхожу из комнаты. В доме уже слышна мелодия Моцарта, играемая струнным квартетом – ни один прием и званый ужин не проходит у нас без их присутствия. Слышны последние приказы мамы о том куда, и как расставить карточки.
- Ты не надела украшения, - слышу позади голос папы. Он уже надел костюм, и поправляет запонки.
- Забыла, - улыбаюсь я. – Сейчас надену.
- Робин, - папа редко обращается ко мне, используя полное имя, - ты почему приехала?
- А мама не говорила? – удивляюсь я, замирая в дверях комнаты.
- Нет, - он машет головой. – Она только сказала, что ты приезжаешь. Но, зная твое отношение к работе, я сразу понял, что что-то у тебя произошло.
- У меня все хорошо, - папа заметно выдохнул. – Работа нравится, правда последние недели меня просто измочалили, - папа понимающе кивает. – Саванна пропала.
- Можно подумать впервые, - вот оно недовольство. Сейчас я услышу «добрые» слова о подруге.
- Па, впервые. Я чувствую, что что-то случилось. И ты сам понимаешь, что она никому, кроме меня, не нужна.
- Я понимаю, но и ты понимаешь, какая у тебя подруга, - папа недоволен нашим общением, и никогда не был доволен.
-Она бедная, ты это имеешь в виду, да? – мне не нравится этот разговор, но сдержаться очень трудно.
- Нет не это. Она ведет не совсем порядочный образ жизни, - папа воспитан бабушкой Боррегар, и не может использовать грубые слова. Хотя я уверена, что на работе он не всегда подбирает выражения.
- Папа, это я веду слишком порядочный, - говорю я, - а Санни такая же, как и многие другие. Ты даже не представляешь, как я жалею, что все свои ранние годы просидела за учебниками, а не тусовалась с друзьями. Тем более, что я могла себе это позволить.
С этими словами захожу в комнату, и закрываю дверь перед обалдевшим отцом. Никогда я так откровенно не говорила о своей жизни и об ошибках. Но я не соврала. Я действительно жалею. Жалею, что, будучи очень богатым ребенком, не пользовалась своим статусом. О том, что чувствовала себя забитой тушкой, а не самоуверенной девочкой. О том, что потеряла годы веселья. Сейчас я тоже могу так себя вести, но уже поздно. Теперь мой график не дает мне даже в театр сходить, не говоря уже о клубах.
Надеваю парные браслеты от Диор, и еще один с крупными жемчужинами. Когда я шевелю руками, они позвякивают, как браслеты на руках индийских танцовщиц. Мне всегда нравился этот звук. Поэтому браслетов у меня много, и не только из драгоценных металлов. Позвякивание успокаивает меня, и, глубоко вдохнув, выхожу в коридор. Гости вот-вот начнут прибывать, и мне нужно быть в норме. Спускаюсь на первый этаж, держась за перила – я уже давно не надевала каблуки, что чревато падением к ногам гостей. Ловлю недовольный взгляд мамы, когда она видит мои босоножки.
- Винтаж, - смеюсь я. – Привет двухтысячные!
- Да это практически девяностые, - она поджимает губы, но вот заходит первый гость с супругой – Джереми и Сьюзан Гордон.
8. 7
Каждый из гостей знает меня с раннего детства – отец строил свою империю, нанимая самых лучших профессионалов, иногда даже в ущерб себе. Но потом ему возвращалось все, еще и с плюсом.
- Робин, ты решила вернуться? – стандартный вопрос, на который я отвечаю с улыбкой:
- У меня в городе дела, – меня нереально нервирует то, как ко мне относятся друзья и сотрудники отца. Они до сих пор считают меня маленькой глупой девочкой, ибо адекватные люди не сходят с проторенной дорожки. Их-то дети так не сделали. Этому есть доказательство – одними из последних прибывают Катерина и Норман Линкольн в сопровождении сына – Сэмюэля. Только ради его округленных глаз стоило приехать на этот ужин.