Нет, от таких мыслей можно было и с лошади свалиться, тем более что мы нарастили темп. Тюльпан, который тоже был не прочь посоревноваться, выбрал соперником норовистого вороного Кайта, и к нашему дуэту неожиданно подключился Шебер и мой отец.

Я не уступала мужчинам в ловкости и скорости, и радовалась, что мама не поехала с нами – она бы быстро меня на место поставила. Отец же разрешал шалить, и Кайту это явно понравилось, потому что, когда я сиганула на Тюльпане через валун, мужчина довольно рассмеялся.

– Вижу стадо голубых оленей, – донёсся голос наводящего, и мы все повернули направо.

Я нарочно отстала, потому что, хотя и ела оленину (её ели все), а равнодушно смотреть на убийство зверей не могла. Правда, в Артане существовали и ограничения: например, нельзя было трогать оленят и кормящих матерей, хотя их мясо было самым нежным.

Последний всадник скрылся за каменной насыпью, а я направила коня налево, по более длинной и не такой крутой тропе. Вряд ли кто-то из мужчин стал бы за мной возвращаться, все они устремились за желанной добычей. Я же решила спешиться и нарвать цветов, в изобилии росших меж камней.

Я напевала песню для духов ветра – невидимых существ, в изобилии водящихся на пустоши и в горах. Почти в каждой книге они упоминались, но, как и стриксы, не считались магами священными и чистыми. В последнее время в Вардаре ко всем силам природы относились с опаской, хотя раньше, столетия назад, если верить летописям, подобным созданиям даже поклонялись.

Но прежние вардарцы также сильно отличались от нынешних, как день отличался от ночи. Я сорвала ещё один цветок, а потом и серебряный колосок, похожий на метёлочку для пыли, и принялась плести венок. Он был уже почти готов, как из зарослей вереска неподалёку вдруг показалась знакомая голова с длинными кисточками на ушах.

– Руч! Что ты здесь делаешь?.. прячься!

Но зверёк подбежал ко мне, весело помахивая пушистым хвостом. Он был не такой яркий, как в прошлый раз – маскировался в вереске, став серо-сиренево-коричневым. Но глаза – теперь уже оба золотые – горели ярко.

Издалека послышались характерные крики загоняемого оленя, и я попыталась спугнуть зверька недоделанным венком.

– Кыш, кыш! Если тебя увидят – поймают! Или сразу убьют…

Руч отпрыгнул к камням, но не спрятался, а гордо на одном из них воссел.

– И это умный зверь? – в отчаянии воскликнула я. – Ладно, тогда уйду я, и никто не узнает, что ты здесь…

– Стрикс!..

Голос принадлежал Нарсу, и я поспешила вскочить верхом, чтобы приказать Тюльпану встать на дыбы. Не знаю, эта ли грозная поза вкупе с пронзительным ржанием на зверька подействовала, но, когда мой телохранитель и Шебер до меня доскакали, Руча уже нигде не было видно.

– Где эта мерзкая тварь? – спросил Нарс, и я отозвалась резко:

– Никакой мерзости в стриксах нет. Это просто живое существо, чей дом – пустошь.

– Его бы подстрелить, – сказал Шебер, и я поняла, что ничего у нас не получится. – Ценный магический экземпляр. Из перьев и чешуи получаются отличные зелья.

– Никто его выслеживать и ловить не будет, – сказала я как можно сдержанней. – Он, как и другие звери пустоши, необходим для баланса. Стриксы ловят каменных крыс, а те – разносчики опасных болезней.

Шебер направил коня к зарослям, и я крепко сжала зубы. Наверняка он мог обнаружить Руча благодаря магическим следам, а уж Нарс не промахнулся бы из лука…

– Ну, что там, господин? – спросил он.

– Он где-то поблизости, – отозвался Шебер. – Я чувствую биение сердца, оно у него жаркое, драконье. Кстати, именно сердце – наиболее ценная часть этого зверя.