От увиденного он присвистнул и зажал рот рукой. Гриша в нетерпении топтался снизу:

— Ну что там?

— Подымайся, — Боян свесился и протянул ему руку.

Гриша встал на березку, которая сильно под ним прогнулась, подпрыгнул и ухватился одной рукой за щель между бревнами, а другой за руку Боян. Тот подтянул его, и Гриша сел так же, как и Боян.

Перед ними раскрылся весь царский двор. Множество мелких хозяйственных построек располагались вдоль забора, в центре стоял царский дворец, который оказался низким одноэтажным домом, только раза в три больше обычного. Со всех четырех сторон были резные двери с трехступенчатым крыльцом с узорчатыми перилами. Из маленьких окошек, больше похожих на бойницы, лился теплый желтый цвет.

Молодые люди спрыгнули в заросли жимолости и на полусогнутых перебежали до конюшни, в которой слышались голоса и ржание лошади.

— Что будем делать? — шепотом спросил Боян.

— Подождем, когда все уснут и попробуем найти твою Василину.

Ждать пришлось недолго. Конюхи заперли сарай и, зевая, поплелись к воротам. К радости друзей, стражников во дворе не было. Только дворовый люд слонялся по дорожкам, выложенным кедровыми спилами. Вскоре еще несколько человек исчезли за воротами, а в окошках «дворца» стали гаснуть огни.

— Где же он ее держит? — заволновался Боян.

— Давай в окошко заглянем, — предложил Гриша.

Озираясь, они подбежали к дому и посмотрели в единственное окно, в котором до сих пор горел огонь. Высокий худой мужчина в холщовой навыпуск рубашке и в просторных штанах, стоял к ним спиной.

— Царь, — прошептал Боян в ответ на вопросительный взгляд Гриши.

Они вновь прильнули к окну и увидели, как Берендей побрел в сторону двери, шаркая голыми пятками. Вскоре задняя дверь скрипнула и послышались шаги. Гриша и Боян подбежали к углу дома и осторожно выглянули.

Напротив крыльца стояли идолы, освещенные факелами на длинных шестах. Их раскрытые рты были темного цвета.

«Капище», — догадался Гриша.

Царь немного повернулся налево, и юношп увидел глубокую пиалу в его руках.

— Что он хочет делать? — спросил Гриша Бояна, но тот лишь пожал плечами.

Вдруг Берендей забормотал, кланяясь идолам. Гриша прислушался, но не понял ни одного слова.

«Молится, — догадался он. — У-у-у, язычник!»

Между тем, бормотание прекратилось, и Берендей поднес чашу большому идолу с открытым ртом в омерзительной ухмылке. Красная жидкость потекла в деревянный рот, а оттуда на землю. Царь перешел к следующему идолу.

— Вы что же это, истуканов кровью поите? — ужаснулся Гриша и почувствовал, как по спине побежали мурашки, но Боян посмотрел на него ошарашенными глазами и замотал головой.

— Нет у нас такого. Только хлеб и молоко даем и то по большим праздникам. Кровь – это плохо. Очень плохо.

Гриша не стал уточнять, что именно «плохо», но сам ритуал действовал на него угнетающе. Когда все идолы «испили» из пиалы, Берендей повернулся и зашагал к дому. Только сейчас Гриша увидел его лицо: маленькие черные глаза, длинный крючковатый нос, тонкие поджатые губы, впалые щеки и низкий лоб, испещренные глубокими морщинами. Патлы черных спутанных волос были заправлены за уши.

Берендей поднялся на крыльцо и исчез за скрипучей дверью. Гриша хотел повернуться к Бояну, но вдруг что-то тяжелое ударило его по затылку. Последнее, что он видел, это неумолимо приближающаяся земля.

***

Неясные образы, нечеткие фигуры, страшные лица идолов, кровь. Много крови. Она стекает из кровавых ртов и заполняет все вокруг.

Гриша метался, не понимая, то ли ему снится, то ли все на самом деле. Вдруг кто-то пнул его в бок и окатил ледяной водой.