– Вот именно, – подтверждает она. – Вспомни бедного Алекса, что оставил Пауля сиротой, разбившись на этой проклятой железяке… Это было жуткое зрелище, от которого мне никогда не оправиться. А почему я запрещаю тебе рисковать своей жизнью, передвигаясь на ЭТОМ!

– Я только разок, мам. – Парень приобнимает ее целует в висок, умасливая своим особенным способом. – Разве сама ты не хочешь еще только разочек… совсем маленький прокатиться на байке? – Он глядит ей в глаза. – Вспомнить, как это бывало у вас с отцом Пауля. Как ты там говорила: ветер в волосах и весь мир делается неважным… Неужели не хочешь?

– Не хочу! – категорично заявляет она. – Хватит, уже накаталась.

И тогда Доминик переводит взгляд на меня.

– А ты, Джессика, тоже не хочешь со мной прокатиться? Уверен, что ты ни разу не гоняла на байке.

– Почему ты так решил?

– Слишком правильная для этого, – улыбается он с дерзким прищуром.

Будто хочет меня спровоцировать, вызвать на бунт…

А мне в самом деле очень хочется прокатиться, испытать что-то новое, неизведанное. Бросить вызов своей привычной разумности, чувству самосохранения…

– Ты прав, не гоняла, – признаюсь, пожимая плечами, – но, если Хелена не против, сегодня хотела бы это исправить.

Хелена округляет глаза.

– Ты, в самом деле, готова рискнуть и довериться этому шалопаю? – восклицает она. – Да Юрген мне голову оторвет, если узнает об этом!

Но Доминик не дает ей меня отговорить: вручает мне шлем и попутно улыбается матери.

– Ма, клянусь своей жизнью, с ней ничего не случится! Буду беречь нашу Джессику, как зеницу ока. А Юргену знать о поездке не обязательно, – подмигивает он мне. – В любом случае, обещаю вернуть ее в целости и сохранности, полную самых незабываемых впечатлений!

И что-то в тоне его довольного голоса, в блеске ярко-голубых, восторженных глаз настораживает меня. Как будто предостерегает от этого шага, поездки в компании Доминика, но отступать поздно: он сам надевает мне шлем и застегивает застежку. А потом вскакивает на байк и протягивает мне руку…

Руки я ему не даю, но, пристроившись сзади, вцепляюсь в его мотоциклетную куртку.

– Лучше вот так, – говорит он, отрывая мои руки от своей куртки и сцепляя их на животе. – Иначе случится непоправимое, а я за тебя поручился. Своей головой, так сказать!

Теперь я абсолютно уверена, что совершила ошибку, согласившись на эту поездку. Мне жарко до одури и даже немного подташнивает…

Доминик что-то задумал. Я уверена, он точно знал, что Хелена с ним не поедет, и надавил на больное: на мою неуемную любознательность, почти вынудив с ним поехать.

Зачем?

– Приятно вам прокатиться! – напутствует нас улыбающаяся Хелена.

– Джессика, держись крепче! – говорит Доминик и срывается с места так резко, что меня толкает назад. Я едва успеваю вцепиться в него… Вернее, обхватить со спины, вжавшись всем телом в его широкую спину. И снова меня обдает кипятком, таким обжигающе жарким, что даже ветер, свистящий в ушах, не способен охладить мое тело…

Даже кажется, что мои горячие руки, прожегши куртку насквозь, вплавились в кожу мотоциклиста, сделавшись его частью. Я дышу парню между лопаток, и пряный аромат хвои и карамели – непривычная смесь леса и выпечки его матери – дурманит мне голову. Мир как будто расплылся, размазался до неясных пастельных тонов…

И растворился.

Боже мой, Юрген, прости, этого больше не повторится!