Тренькает мой телефон, и я читаю сообщение Юргена: «Да у тебя настоящее приключение, дорогая! Сочувствую. Возвращайся, как только получится... и непременно расскажи обо всем». Я улыбаюсь и мне становится чуточку легче.

Ник же интересуется:

– Так что, остаешься или лезешь в окно?

– Я не умею лазать по крышам, – отвечаю, покачав головой. – Лучше пережду здесь, чем сломаю шею, свалившись.

Еще какое-то время мечусь по комнате из угла в угол, но Томми вдруг шевелится, и я, боясь его разбудить, скидываю балетки и сажусь на прежнее место с правой стороны постели. Подкладываю под голову подушку и прикрываю глаза…

– Что, если Хелена узнает, что я была здесь этой ночью и все слышала?! – спрашиваю то ли себя самое, то ли все-таки Доминика.

– Тогда она посмеется вместе с тобой, – отвечает он, заломив свою идеальную бровь.

– Но мне не смешно...

– А ей будет, – Ник тоже усаживается на прежнее место. – Так что перестань истерить и закончи историю до конца. Раз уж так вышло! – добавляет на мой укоризненный взгляд.

– Извини, но я больше не в настроении рассказывать сказки…

Я чувствую, что он изучает меня, буквально физически ощущаю внимательный взгляд, скользящий по коже щекоткой, но глаз не открываю. Эта ужасная ситуация измотала меня… Ситуация в целом и Доминик, то ли играющий, то ли серьезно увлекшийся мной.

Ничего этого я не хотела… И ощущала себя угодившим в мышеловку зверьком.

– Хорошо, – между тем, соглашается молодой человек, – пусть не сказку, но могу я спросить? – Ник тоже растягивается на постели, повернувшись лицом в мою сторону. Сопящий нос Томми утыкается ему в грудь.

– И о чем же? – Я, признаться, побаиваюсь нашего разговора, но все-таки позволяю втянуть себя в него.

Говорят, ночные разговоры именно потому так откровенны, что усталость притупляет нашу привычную настороженность и позволяет открыться.

– Ты любишь Юргена, Джессика? – интересуется Доминик.

– Ух ты, – удивляюсь я только, – это очень личный вопрос. Впрочем, ты и сам знаешь ответ на него...

Но молодой человек продолжает допытываться:

– И все-таки? Если любишь, за что?

– Не «если» – люблю, – поправляю его. – Я люблю Юргена. А за что? Никогда не задумывалась об этом. Просто люблю вот и все. За доброту... за внимательность... за умение развеселить меня. Даже не знаю. Он просто тот, с кем мне действительно хорошо, – я на секунду замолкаю задумавшись. – С ним уютно и говорить, и молчать... И мне нравятся его руки... и морщинки у глаз. Я просто люблю его... Разве можно объяснить любовь?

Я замолкаю, мысленно составляя список того, за что люблю Юргена... Он большой. В нем даже есть пункты, которые мне самой не понятны… Однако, среди понятного и непонятного и находится та искра, что составляет нашу любовь.

– Могу я тоже спросить тебя? – интересуюсь у собеседника, уводя разговор на другое.

– Спрашивай. Очень надеюсь, что не о любви… – как-то криво улыбается он.

– О твоем отце. Расскажи, какой он…

Кровать скрипит, когда Доминик шевелится: то ли укладывается удобней, то ли ощущает нервозность, от которой не может найти себе место. Надеюсь, все-таки первое… Я вовсе не собиралась расстраивать его.

– Я плохо знаю отца, – наконец, произносит он в тишине, – мне было семь, когда расстались родители… Отец постоянно был занят, и мы редко виделись. Дядя Густав, отец Томми, был мне ближе, чем собственный отец… Правда, и он оказался неидеальным, – усмехается парень. – А Гюнтер мне видится очень властным, высокомерным и вечно занятым человеком...

– Не очень приятная характеристика! Сейчас вы видитесь чаще?