Постепенно в подвальчике почти вообще пропал свет. Ни старших детей, ни их матери видно не было, и Ясна даже не поняла, как сидя погрузилась в сон.

***

Проснулась она от незнакомых тихих голосов и не сразу сообразила, где находится. Но когда увидела сегодняшнюю спасительницу, все вспомнила. Младенца рядом уже не было, как и на руках у женщины.

— Тебе пора, — сказала она, не глядя Ясне в глаза. Она смотрела куда-то в угол, хотя там ничего не оказалось.

— Спасибо, добрая женщина, я вовек не забуду твою доброту, — тихо сказала Ясна и поднялась, держась за стену.

Ссадины на ступне сразу заныли, но она приказала себе не думать о ноге и идти.

— Спасибо, — еще раз кивнула она, поднимаясь по ступеням.

Хозяйка подвальчика не ответила, она вообще отвернулась от невольницы. Та пожала плечами и посмотрела вверх. Куда теперь? В пустыню! Если боги позволят, она быстро ее пересечет. Только бы не заблудиться, иначе можно плутать хоть сорок лет.

Каждый шаг вверх стягивал ее внутренности в тугой ком, который становился все тверже и болезненнее. Ясна не могла понять почему. Она аккуратно выглянула на поверхность и, никого не увидев, вышла полностью.

В тот же миг из-за угла появились двое вооруженных мужчин. Один из них нес факел, который ослепил Ясну. Она невольно заслонила глаза рукой. Может, не за ней?..

— Ясна, — услышала она знакомый вкрадчивый голос и заставила себя убрать дрожащую руку от лица. За двумя стражами стоял ее зеленоглазый ночной кошмар. Его лицо искажали блики пламя, и оно казалось зловещим. — Я очень тобой недоволен.

Она ничего не ответила. Не смела пошевелиться. Не могла даже вздохнуть. Между ней и свободой стояли трое, и она ничего не могла сделать. Беспомощные колючие слезы покатились по щекам. Их она тоже не могла контролировать.

Ее внимание привлек какой-то шорох. По ступеням поднималась мать с младенцем на руках.

— Ваша? — уточнила она.

Титум улыбнулся ей и поманил к себе. Ту долго звать не пришлось. Звякнули монеты.

— Спасибо тебе, добрая женщина, я уж думал, что расстанусь со своей невольницей навсегда. Если бы не ты, эта упрямица сбежала бы.

Он говорил ласковым тоном, но в глазах стоял лед, и Ясна знала, что это конец. Внутри все опустилось. Он убьет ее. Может, не сейчас, может, не сегодня. Но она уже мертва, просто еще дышит.

— Спасибо, господин! За эти деньги мы сможем есть несколько месяцев! — обрадовалась мать большого семейства, даже не глядя в сторону беглянки.

А Ясна смотрела на нее очень внимательно. Она хотела ненавидеть ту за то, что она выдала ее. Но не могла. Испытывала только жалость. Ее дети и она сама сможет некоторое время жить в относительной сытости, а что потом? Все повторится?..

Стражи расступились, и к ней шагнул хозяин. В руках у него что-то сверкнуло. Ясна испуганно смотрела на начищенный до блеска металлический ошейник. Она не сопротивлялась, будто вообще окаменела, пока он нарочито аккуратно и медленно застегивал его на тонкой шее, пока убирал ее волосы из-под металла. Щелкнул замок. Звякнула цепь, которая шла от него.

— Ступай вперед, Ясна, — приказал этот человек, и она повиновалась.

Она медленно переставляла ноги. Шаг за шагом. Вперед, пока цепь не натянулась. Рабыня остановилась.

— Вперед, — холодно молвил хозяин.

Она услышала сдержанные смешки стражей. В горло вдавливалась холодная твердость. Неприятный мороз расходился от нее по всему телу. С пустыни после захода солнца дул ледяной ветер, забирался под одежду и приподнимал волоски.

— Я сказал: вперед.

При этом хозяин чуть дернул цепь, этого хватило, чтобы Ясна закашлялась. Она попыталась руками ослабить натяжение, впившись в ошейник, но Титум пресек это на корню.