После похорон леди Пенелопы, где смогли увидеть и самого Майкла и его мать, они собрали нас в гостиной и сообщили о своем решении поселиться здесь до официального оглашения.

- Если кто-то не хочет остаться на своем месте, того я не держу, - самодовольно улыбаясь, говорил новый хозяин дома. – Мы привезем своих слуг, хотя их и мало, но они заслужили такую перемену места жительства.

Первой уволилась кухарка Роуз. У них была своя к которой те привыкли. Да и понятно – она знала вкусы и привычки своих хозяев. Второй ушла Лора, так как у старой леди была своя камеристка. За ней хотел уволиться и Картер. Вот его-то уж очень уговаривал новый хозяин дома. Просил нанять и подготовить нового дворецкого и тогда тот может уходить. Картер сильно колебался, но потом, с уговоров Лоры, согласился, но только до приема другого на свое место.

И так, из прежнего состава я оставалась одна. Мне некуда было идти, так как у Роуз была семья, Лора объединилась с Картером и они решили создать свою семью, а с Томасом вообще случилась беда – его еще раньше арестовали и увезли в Скотланд Ярд, предъявив тому обвинение в шпионаже.

Оказывается, поступил донос на Дэна Стивенса, который не дошел ранее до Министерства флота, о якобы продаже данных по коммуникациям Франции, что являлось строго секретным. В готовящейся операции должны были некоторые английские корабли уничтожить телеграфные кабели, соединяющие французскую эскадру с морскими базами воюющей стороны.

- Если бы Дэн Стивенс остался бы жив, то его могли арестовать и предать суду за предательство, но так как он пропал без вести, то его счастье, что легко отделался.

Именно так было в предписании к последнему запросу леди Пенелопы Стивенс Морскому Адмиралтейству по поводу сына, пропавшему без вести. И это её доконало. Выходило, что он французский шпион и не пропал без вести, а скорее всего, находится у своих нанимателей во враждебной Франции.

Нас никто не привлекал к вопросу о шпионаже, кроме Томаса, так как тот был камердинером у Дэна и мог располагать нужными для них сведениями. Мы были возмущены и напраслиной на хозяина, и арестом Томаса, как скрывающеего информацию в военное время. Доказать, что он ничего не знал, тот не мог, хотя и пытался. Его ирландское происхождение добивало его самого, хотя в этом деле было много несуразностей, которые прямо доказывали невиновность самого Томаса. Но пока шла война, и было неспокойно, он находился в местной тюрьме.

- Что с ним будет? – спрашивала я, уже после смерти мадам. – Не может Томас знать о хозяине такие вещи. Не настолько мистер Дэн глуп, чтобы доверять такие сведения своему камердинеру. Все это притянуто за уши! – раздражалась я в столовой, после ареста парня.

Мне было его ужасно жаль, и я возмущалась такой несправедливостью. А когда ко мне присоединилась еще и Софи, его рыжая невеста, которая со своим неуемным характером и деятельностью надоела всем в том числе отделению военной тюрьмы, куда был переведен Томас до суда, то уж тут мы стали просто спаренным пулеметом в доказывании его невиновности. Кстати, я упомянула при встрече с нанятым ею молодых адвокатом, что видела, как мнимая невеста Дэна рассматривала карты на столе и пыталась вызнать о тех самых значках, что были на них нарисованы.

- Может быть, это она и есть французский шпион, а не погибший Дэн или Томас, который даже не прикасался к тем документам. Мы знали о том, что хозяин работает с чем-то секретным и при том он сам убирал все это в сейф, - говорила я тому адвокату, когда он расспрашивал всех нас, чтобы составить линию защиты подследственного. – Скорее арест Томаса исходит из того, что он ирландец, - растолковывала я ему, - и поэтому сразу попал под подозрение. Но нельзя по национальности судить о человеке. Сам Дэн его проверял и не раз, как, впрочем, и всех нас. Что ж, теперь надо всех арестовывать? – возмущалась я.