Вечером к дому подъехала карета, запряжённая шестёркой лошадей, и Марселлет поняла, что к ним пожаловал кто-то очень важный. У неё сердце в пятки ушло, когда она поняла, что это сам епископ Марсельский! Поняла по его одеянию. Так это что и есть отец Вольфсона? Судя по всему, да, потому что внешне они с епископом были очень похожи. Оба – жгучие брюнеты с чёрными глазами и скуластыми лицами. Только виски и лоб епископа уже посеребрила седина.
Эли спустился к ужину, свежий после купания, гладко выбритый и одетый в серый костюм, вышитый серебром. За столом епископ говорил исключительно с сыном и смотрел только на него, будто совершенно не замечая Марселлет. Обсуждали какие-то отвлечённые темы вроде погоды и событий в городе. Словно вчера только расстались. А ведь, как поняла мадемуазель де Флорис, отец с сыном не виделись давно и были в весьма натянутых отношениях. Но со стороны это совершенно не было заметно. Вот что значит держать лицо при посторонних. И о корабле не прозвучало ни слова…
Вечером девушка уединилась в отведённой ей спальне, улеглась и прижала колени к животу, инстинктивно пытаясь занять как можно меньше места. Ей здесь не нравилось. Епископ пугал её своей важностью и надменным видом. Всякий раз, когда его взгляд спотыкался о Марселлет, на лице прелата появлялось выражение брезгливости.
Утром дом молчал. Стаяла такая звенящая тишина, что Марселлет стало не по себе. У неё дома с утра всегда было слышно голоса слуг и звон посуды, лай собаки, какие-то обыденные бытовые звуки. А тут ничего. Будто вымерли все. Неужели так боятся потревожить сон господ?
Девушка умылась, с помощью служанки, которая явилась на звонок сонетки – маленького колокольчика на ленточке, облачилась в выданное вчера платье, и вышла из своей комнаты. Прошла по дому, ступая как можно тише. Она с интересом рассматривала интерьеры, любовалась окружающей её красотой. Дом высокопоставленного церковника она раньше представляла немного иначе. Тут же всё было выполнено в нежных тонах, с изяществом и лёгкостью, присущим современному стилю в интерьере. Стены украшали великолепные образчики живописи, а мебель – изысканные статуэтки. Гобелены, ткани, керамика прекрасно дополняли единый ансамбль. И не чувствовалось тут вовсе той нарочитой важности, что у Марселлет ассоциировалась с церковью. Если бы не присутствие епископа, девушке дышалось бы здесь гораздо легче. Опомнилась она, когда оказалась возле кабинета. Услышав из-за приоткрытой двери мужские голоса, тихонько подкралась и затаилась.
- Ты совсем ополоумел, Грегор, своих шлюх в дом таскать?
- Не смейте говорить так о Марселлет! - произнёс Эли с глухим раздражением.
А сердце мадемуазель де Флорис предательски ёкнуло. Он её впервые назвал по имени!
- Она дочь графа де Флориса.
- Что??? Ты в курсе, что её по всему городу ищут? Я так и знал! Не зря подозревал, что ты никак не успокоишься из-за той истории.
- Да. Пусть знает, что со мной так нельзя.
- Да ему наплевать! И на тебя, и на неё! Он не станет расставаться со своей репутацией!
- Это я уже понял. Он бы и не приехал, если бы её тётка не забила тревогу из-за пропажи племянницы. Пришлось сделать вид, что не безразлична ему дочь, дабы имя благородного дворянина не подмочить. Поиграл на публику, посокрушался, и в итоге всё в свою пользу выкрутил. Наверняка ещё и прикинулся убитым горем отцом. Ручаюсь, что он лишь из страха перед людской молвой явился в Марсель. А на самом деле только рад тому, что дочь так «вовремя» исчезла. И наверняка свой невозмутимый вид на публике граф оправдывает сдержанным характером, а не тем, что ему судьба собственного ребёнка совершенно не интересна. Как и тогда… Тоже строил из себя жертву.