Я натянула колючее одеяло по самые уши, стараясь не думать о том, как сильно чешется спина от грубой ткани ночной рубахи. На Земле ипотека в двадцать пять тысяч казалась концом света. Теперь бы эти проблемы… Теперь бы просто не замерзнуть этой зимой.

Я не заметила, как погрузилась в сон. Передо мной возник зал, огромный и безмолвный, будто вырезанный из цельного куска ночи. Высокие своды, украшенные фресками с потускневшими красками, терялись в полумраке, а бледный свет, пробивавшийся сквозь витражи стрельчатых окон, рисовал на каменном полу причудливые узоры – синеватые и багровые, как застывшие лужи вина. В центре, на ступенчатом возвышении из черного мрамора, стоял трон – массивный, покрытый потускневшей позолотой, с резными ножками в виде грифонов, изъеденных временем. На нем сидела фигура в плаще из золотой парчи, перехваченном изумрудной пряжкой, но лицо скрывалось в тени, словно его намеренно стерли неумелой рукой.

– Не бойся, девочка, – произнес голос. Он звучал отовсюду: из потемневших стен, из самого воздуха, густого, как сироп, из разноцветных бликов на полу. – Ничего ужасного с тобой не случится. Скоро всё изменится.

Я попыталась сделать шаг, но ноги не слушались, будто вросли в каменные плиты с выбитыми на них странными символами. И в этот момент проснулась. Комната была залита холодным рассветным светом. Дождь прекратился, небо очистилось от туч, и через мутное, с разводами стекло виднелась узкая полоска розовой зари над лесом.

Я села на кровати, покрытой мятым бельем, пытаясь уловить остатки сна, но они ускользали, как вода сквозь пальцы.

– Что это было? – ошарашенно пробормотала я, потирая ладонями лицо, на котором оставались следы от складок простыни. – Мироздание, а мироздание, кто мне приснился?

Мироздание, конечно, промолчало. Только за окном чирикнула какая-то птица, да где-то вдали скрипнули ворота. И мне не оставалось ничего другого, как вставать с продавленного матраса и идти приводить себя в порядок.

Возле спальни находилась мыльня, по-земному – ванная. Там, к моему удивлению, имелись все необходимые удобства, включая душ с жестяным поддоном и фаянсовый унитаз с деревянным сиденьем. Вот в той комнате, где ржавые трубы тоскливо подвывали при включении воды, я и застряла минут на сорок, если не больше, стоя под слабой струей едва теплой воды и размышляя о странном сне.

Вымывшись и вытершись старым полотенцем с вылезшими нитками, я, закутавшись в домашний халатик с вытертыми локтями, вернулась в спальню. Желудок урчал от голода, напоминая, что вчерашний ужин был более чем скромным. Пора было спускаться в кухню. Анара обычно к этому времени успевала что-нибудь приготовить на завтрак – хотя бы разогреть вчерашние остатки. Это только я, как настоящая барыня, могла разлеживаться допоздна.

Я переоделась в домашнее платье – старое, потрепанное, давно выцветшее до неопределенного серо-голубого оттенка, с потертыми манжетами и заплаткой под мышкой, и отправилась завтракать. Раз дождь закончился, то и во двор можно выйти проверить, не размыло ли дорожки. И после обеда – в огороде поработать, если земля успеет подсохнуть.

Я спустилась по скрипучей лестнице, стараясь не думать о золотом плаще и том голосе, что уже казались плодом воображения. На кухонном столе, покрытом потертой клеенкой, дымилась миска с тушеными овощами от барона – морковь, картошка, лук, все вперемешку. Солнце, пробиваясь сквозь редкие облака, бросало блики на потрескавшиеся фаянсовые тарелки, оставшиеся от прежних хозяев.