Голова гудит, пальцы подрагивают, но мысли цепляются за одно-единственное: ещё чуть-чуть — и я окажусь в студии рисования. В том самом месте, о котором узнала совсем недавно. Тихом, с запахом масла и мела, с чужими забытыми этюдами на подоконниках и старым проектором, который почему-то иногда включается сам. Там можно молчать. Смотреть в пустое полотно и просто… рисовать свои тревоги.

Я уже почти улыбаюсь этой мысли, когда последняя группа старшеклассников высыпает из кабинета.

— До завтра, Макаровна! — кричит кто-то, и дверь захлопывается с таким грохотом, что я вздрагиваю

Я не успеваю даже сесть. Телефон дрожит в кармане. Звонок с поста охраны.

— Евгения Макаровна? У вас посетитель. Говорит, что она ваша сестра.

Я закрываю глаза. Поджимаю губы.

Лера. Ну конечно.

Выставить её будет странно. Да и бессмысленно — если она уже дошла до проходной, просто так не уйдёт.

— Пусть проходит, — выдыхаю.

Как только отключаю связь, бросаюсь к зеркалу в шкафчике. Выдёргиваю несколько выбившихся локонов из-под резинки, быстро собираю волосы в обыкновенный пучок. Строго. Нейтрально. Без следов масла на щеках и дрожащих ресниц — после дня, полного сдерживания себя.

Меньше всего мне сейчас хочется объяснять сестре, почему я больше не выгляжу как скучный работник лаборатории, привыкший к порядку, белым халатам и заплесневевшей стабильности.

Я не особо рассчитывала спрятаться здесь. Но вроде как дала понять семье, что пока никого из них видеть не хочу.

Только вот Лера этого понять не может. Для неё чужие границы — как эзотерика для врача. Что-то бессмысленное, неудобное и подозрительное.

Я слышу звук её каблуков задолго до того, как дверь открывается.

Ровные, самоуверенные удары. Я знаю их наизусть.

Мне даже не нужно видеть Леру, чтобы понять: как только она войдёт — всё внимание окажется на ней. На яркой, пестрой одежде, словно она не выдержит, чтобы хоть чей – то взгляд скользнул мимо. Вот и сегодня на ней розовая повязка, в тон ей помада и очки, которые ничуть не делают ее мудрее.

Так было всегда. Наверное, это нормально — быть младшей. Быть центром, требовать, кричать, вызывать жалость.

Но я устала. Устала от её истерик. От нытья. От бесконечных разговоров о том, как все вокруг её бедную абьюзят.

И всё же — я расправляю плечи, глубоко вдыхаю и оборачиваюсь к двери.

Потому что эта встреча — неизбежна.

— Привет, систер! Боже, что за трэш… — Лера обводит взглядом кабинет. Самый обычный школьный класс: доска, столы, плакаты с пищеварением и нервной системой.

Я и сама поначалу была не в себе — после частных школ, центральных лабораторий — увидеть место с таким скудным финансированием, где девочкам даже нельзя в колготках прийти, потому что всегда есть шанс, что стрелка пойдёт.

— Биология? Серьёзно?

— А ты уже всё узнала?

— Папуля сказал. Звонит, а ты трубку не берёшь.

— Дал тебе задание проверить, жива ли я? Как видишь — жива.

— А ты всё агришься?

— Лер, давай на русском общаться?

— Не нуди. А там что?

— Кладовая. Лер, что тебе нужно?

— А я не могу по сестре соскучиться? — говорит она и уже тянет ручку двери, вваливается в кладовку как к себе домой. Впрочем, она везде так себя чувствует. Словно весь мир — её гардеробная, и всё вокруг только ждёт, чтобы её впечатлить.

— Ну и дыра, систер, — бурчит Лера, заглядывая в подсобку, где хранятся образцы, банки с формалином и наглядные пособия. Один из них — пластиковая модель женской репродуктивной системы — она поднимает в руки, покручивает с интересом.

— И не в падлу тебе чужих спиногрызов уму-разуму учить?