У меня есть немного золотых украшений и подарок Ржевского. Если все это снести в ломбард, возможно, мне удастся собрать часть от необходимой суммы…

Но тут подруга мамы добавляет:

— Врач сказал, операцию желательно провести до конца недели. Показатели не самые лучшие по второму сосуду.

Я чувствую, что начинаю потихоньку поддаваться панике и унынию. Занять такую сумму мне просто не у кого.

— У меня есть двадцать тысяч, я готова вложиться, — заявляет деловито тетя Лида, вызывая тем самым у меня счастливую улыбку на лице.

— У меня тоже есть часть, — проговариваю, а сама уже начинаю продумывать, как действовать дальше.

Зарплату мне выдадут только в конце месяца, но это совсем не те деньги, на которые имеет смысл рассчитывать.

— Ты, деточка, подумай. Главное, не торопись, все взвесь. Я буду на связи, потому что твоя тихушница-мать предпочитает так по-тихому помереть, лишь бы тебя не расстраивать.

— Спасибо вам, — с благодарностью произношу, а у самой в груди словно ребристое лезвие провернули несколько раз.

Когда наш разговор завершается, я снова рыдаю. Гардеробщица уже приглашает в свою каморку уборщицу, и они вдвоем активно обсуждают нерадивую молодежь в моем лице: «Молодая, здоровая, а уже такая дура».

И вот крыть совершенно нечем, потому что не дура давно бы нормально устроилась, найдя себе богатого любовника, и сейчас бы не обдумывала, что из своего скудного имущества нести в ломбард, лишь бы урвать лишнюю копеечку.

— Пить хочешь?

Я оборачиваюсь и смотрю на красивую девушку в халате. Видимо, она кого-то ожидает из родных. Наверное, сегодня разрешенный для посещений день.

— Да, но у меня только карточка, а там нужны деньги, — зачем-то оправдываюсь.

— Я так и подумала, — проговаривает эта миловидная красотка, на которой нет даже и грамма косметики. — Мне мой друг разменял. Просто спас. Потому что иногда на фоне всей той пресности, которой кормят больных, хочется завыть волком. А так запрещенка спасает.

— А тебе разве можно запрещенку? Ты почему здесь?

— Да… анафилактический шок. Но не страшно, уже спасли.

— Оу, — выдаю, ужасаясь ее активности в направлении стоящего аппарата с батончиками и сладкой газировкой. — Мне просто воды.

— Я Розалия[1], — тянет девушка руку в приветствии.

Я отвечаю на ее жест, и мы какое-то время смотрим друг на друга.

— Владислава.

— Кто же тебя так? — кивает девушка на мой фингал в пол-лица.

— Сама… спасалась от возможного насильника, — хмыкаю, и почему-то на мгновение настроение улучшается.

— И как насильник? Ему никто ребра не пересчитал?

— Нет. Жив и здоров. И даже не травмирован.

— Это ты зря, надо было его приложить, а не самой подставляться.

А потом она встает и идет по направлению к аппарату.

Никогда бы не подумала, что вода из пластика может быть такой вкусной, или просто я настолько сегодня обесточена и уже чувствую легкую степень обезвоживания? Непонятно. Пью и наслаждаюсь. А еще радуюсь, что у Матецкого ничего не вышло. И что мама жива. И если я напрягу мозги, то найду выход, как помочь близкому человеку.

— Спасибо тебе, — благодарю Розалию.

— Не за что. Ко мне пришли, мне пора.

Я киваю и провожаю девушку взглядом. К моему удивлению, ее посетитель совсем необычный ухажер. Хотя и весьма мажористого вида. И почему-то на душе становится гадко, ведь я нахожу что-то общее у этого парня и Матецкого.

___________

[1] Розалия – героиня романа «Сводные. Шип и Роза»

6. Глава 6

Два дня я отсиживаюсь дома. Лечу свой фонарь под глазом. Не хожу на работу и прикидываю по деньгам, как спасать ситуацию. Катастрофическую, на мой взгляд.