Мэнди, фыркнув, рассмеялась еще громче, но тут же прикрыла рот рукой. Леди все-таки должна вести себя сдержаннее.
– Моя гувернантка не устает повторять мне, что громко смеяться неприлично. Но мне стало так смешно, когда вы признали меня за Сару.
Внимательнее осмотрев ее, он наконец разглядел светлые волнистые волосы, симпатичные ямочки на щеках, а также несколько коротковатое платье, из которого Аманда уже успела немного вырасти.
Учтиво поклонившись, он не без легкого поддразнивания ответил:
– Вы должны простить меня, мисс Аманда. В последний раз, когда мы виделись, ростом вы были мне чуть выше пояса. Теперь вы стали такой высокой, что очень трудно узнать в вас прежнюю Аманду.
Аманда тут же шутливо сгорбилась, пытаясь уменьшить свой рост, и жалобно произнесла:
– Я не виновата. Мама очень переживает, что меня не будут приглашать танцевать, так как очень может случиться, что скоро я буду выше почти всех джентльменов. Мисс Притчетт, ты, наверное, помнишь, это наша гувернантка, теперь она только моя гувернантка, посоветовала мне меньше есть, чтобы я перестала расти.
Джек был в замешательстве. Говорить с молоденькими пятнадцатилетними девушками, оказывается, чрезвычайно трудно, во всяком случае, труднее, чем можно было представить.
– Ну что ж, во всяком случае, я выше вас на несколько дюймов, так что пока я буду иметь честь быть вашим кавалером, можете есть столько, сколько вам будет угодно.
Аманда опять залилась хохотом и выпрямилась. Она была действительно высокой.
– Как вы оказались у нас? – задала она вопрос и тут же сделала знак дворецкому, появившемуся словно из-под земли. – Далтон, пожалуйста, отнесите вещи Джека в одну из комнат для гостей.
Но тут Аманда явно смутилась, слегка озадаченная чем-то.
– В ту комнату, которую вам укажет мама, Далтон. – Она вопросительно посмотрела на Джека. – Вы остаетесь, не так ли?
– Леди Форрестер пригласила меня погостить какое-то время у вас. – Джек поспешил вызволить ее из неловкого положения.
– Правда? – И Аманда задорно тряхнула головой, отчего ее светлые локоны запрыгали то туда, то сюда. – Интересно, почему она мне ничего не сказала о вас? Хотя мне больше вообще ничего не говорят.
– Ничего? – отозвался озадаченный Джек только для того, чтобы поддержать беседу, и предложил Аманде руку, которую она приняла с откровенной радостью. С ней обращались как со взрослой!
– Или почти ничего, – вздохнула Аманда, направляясь в гостиную.
Глаза у Джека округлились от удивления. Гостиная была буквально заставлена букетами цветов. Цветы стояли повсюду, возле стен, на столах, где только можно. Если бы на Аманде было траурное платье, тогда Уигби оказался бы прав – в доме кто-то умер, а это дань памяти усопшему.
– С тех пор как это случилось, – продолжала Аманда, – все сразу замолкают, как только я вхожу. Каждый раз, когда папа, забывшись, начинает говорить об этом, мама толкает его локтем в бок.
Что такое – это? Интонационно выделенное, оно сбивало с толку.
– После возвращения в Лондон, – весело и возбужденно тараторила Аманда, – или, точнее, после того как все изменилось, у всех стал такой деловой вид, словно у них нет времени объяснять мне, что же происходит.
Джек, старательно следивший за ходом мыслей Аманды, опять заметил, как она выделила слова «все изменилось». Оказывается, разговаривать с юными девушками – все равно что с иностранцем. Несмотря на все усилия, Джек никак не мог понять, что значит «это». Наконец он спросил:
– Вы не знаете, ради чего у ваших дверей толчется не меньше полдюжины джентльменов?