Поглядываю на свои чистые ладони, и стоит только подумать, что дотронусь до кого-нибудь…

Нестеров, ты задрал! Помоешь ещё раз!

Чуть ли не рыча на самого себя, хватаю малышку под мышки и отрываю от мраморной плитки. Устраиваю поудобнее на руках, чтобы та смогла спокойно дотянуться до крана.

Девочка от неожиданности вся сжимается и даже задерживает дыхание. И не торопится мыть ручки, переводя взгляд на меня. Изумлённые глазки вдруг начинают сверкать, а на губах появляется улыбка.

— Тятя! — радостно голосит, будто узнавая. И тут же задумывается. — А ти кто?

Улыбаюсь этой рыбке. Мы виделись несколько дней назад, а она уже забыла.

— Я тя наю, — поясняет она. — А имя не поню.

— Са-а-а-а-а, — тянет Виктор снизу, припоминая.

— Са-а-а-а-а, — раздумывает за ним сестрёнка. Ну, так угадали же, чего дальше думают?

— Савва, — напоминаю двум забудкам. Вижу искреннюю радость на их лицах, когда к ним приходит озарение.

— Тотьно! — кричат в унисон.

— Мой ручки, — ласково прошу её, кивая на раковину.

Она качает головкой, быстро подносит ладошки к автоматическому крану, намочив их.

— Мыо! — восклицает.

В таком возрасте уже знает, что надо пользоваться мылом? Умничка. Даже гордость за неё берёт. Всё-таки им около трёх, не больше. Речь невнятная, хотя при Марине она говорила поувереннее.

— На стене висит дозатор, — выпаливаю. Она вообще знает, что это за слово? — Вон, на стене висит. Поднеси ладошки к датчику.

— Тасато, — повторяет за мной в недоумении, но покорно слушается. Подносит ладошки, и жидкое мыло падает ей на пальчики. — Ой!

Тихонько смеюсь над её восхищённым тоном.

Детские эмоции… Это что-то с чем-то.

Когда-то я тоже планировал стать отцом. Когда-то. Сейчас, со своими тараканами, могу только жалеть об этом.

— Ма ковоит, мыть лутьки фашно, — вдруг произносит Витя рядышком. — Пеет етой.

Правильно мама говорит.

Мой мизофоб ей гордится.

Мои глаза на секунду расширяются. От осознания.

Только сейчас понимаю, что за всё время, что держу Викторию на руках, не ощущаю этой странной тревоги, преследующей меня уже несколько лет. Я не думаю о том, что голыми руками держу её за платье, которое наверняка уже кто-то облапал.

Отвлекла. На какую-то минуту, в которой я забылся.

24. Глава 18.2

— Отёво! — торжественно оглашает малышка, и я тут же ставлю её на пол.

Хватаю бумажное полотенце и протягиваю ей.

— Держи, — говорю неосознанно грубо и сдержанно. От растерянности. Но она всё равно радостно принимает его, восклицая:

— О, патипа!

Увлечённо вытирает ладошки, а я протягиваю мальчику руки, чтобы взять его. Не потому, что хочу. Но будет несправедливо, если помогу одному из них. Второй обидится.

Да и… Хочу проверить.

Беру Виктора на руки и под детский лепет его сестрёнки дожидаюсь, когда он закончит.

И опять я не испытываю того дискомфорта, как всегда. Нет, тяжесть в груди и беспокойство есть. Но не омерзение.

Или это всё из-за того, что меня больше волнует то, чтобы я не дотронулся до столешницы краем пиджака? Возможно.

Но первая причина, почему я не хочу детей, со своими загонами — количество грязи и микробов, которые они несут с собой. Они спокойно оближут пол и придут целовать тебя.

И в этом нет ничего такого.

Просто я ненормальный. И не хочу терпеть прикосновения своих детей. Хочу ими наслаждаться. Не думать, что они погладили на улице собаку и тут же взяли меня за ладонь.

Не хочу.

Не жизнь, а ад.

— Я сё! — оглашает малец. И я спускаю его, ставя на пол.

— Тебе помочь? — спрашиваю у одного из близнецов. Он демонстрирует мокрые ручки, показывая, что справился уже сам.