– Достоинство, малыш… – хмыкает мама. – Иногда это роскошь… – и быстро переводит разговор на другое: – Давай собираться. Никита Дмитриевич не любит ждать.

Через десять минут мы были готовы. Брать особенно нечего. Нам оставили мелочи. Их мы и упаковали. Огромная чёрная машина увезла нас прочь…

… Дом у Семёновых меньше нашего, но мрачнее, приземистее. Если бы меня попросили оценить хозяев по виду их жилья, я бы сказала, что здесь живут злые люди. Жаль, я тогда не знала – насколько.

Люда встречает нас в холле.

Увидев меня, взвивается:

– А, это ты, гадина! Теперь ты мне ответишь за всё. Будешь лизать пол перед моими ногами!

– Мама, – пячусь я, – идём отсюда скорее. Ты же слышишь её! Она не даст мне жизни!

Но мама лишь сжимает мне плечи, жалко улыбаясь под ненавидящим взглядом Семёнова.

– Научи свою девку правилам, а то я научу! – гаркает он.

Мама кивает, как болванчик, твердит:

– Обязательно… обязательно…

– Идите, – кивает он, – ваша комната вон, под лестницей… Оставишь её и ко мне, поняла…

Мама кивает, выжимает улыбку…

Когда мы проходим в гостиную, где находится та самая лестница, под которой мы будем жить, я вижу брата Людмилы. Тимофею лет шестнадцать. Он очень толстый. Настолько, что вынужден всё время сидеть. У него пустой остановившийся взгляд. Изо рта капает слюна, отчего на футболке огромное пятно. Увидев меня, он противно ухмыляется. Складывает одну ладонь в кольцо, а другой – вводит туда палец, двигает взад-вперёд. Понятия не имею, что это значит. Но выглядит так мерзко, что хочется помыться.

Никита Дмитриевич комментирует жест сына:

– Тим говорит, что когда ты, девка, вырастишь, он трахнет тебя.

И произносит это с явным удовольствием, превосходством.

Как гадко!

Трахнет, когда я вырасту? Ударит? Изобьёт?

Мне страшно. Так страшно.

Я понимаю, что мама не защитит.

А тут ещё Людка подогревает атмосферу:

– Добро пожаловать в ад, Феня Рубанова!

И через несколько дней я убеждаюсь, что это не просто фигура речи. Я действительно оказываюсь в преисподней, где теряю маму, музыку и детство…

5. – 3 –

Смена школы становится для меня серьёзным испытанием. Если в прежней школе у меня не было друзей, но и не было конфликтов. Я просто приезжала на уроки на личной машине, погружалась в учёбу и уезжала домой, то теперь всё иначе.

Новый класс принимает меня в штыки. Уж не знаю почему. Начинается травля, подколы, преследования. Доходит до того, что вставая каждый раз утром, я думаю, как бы прогулять школу. Потому что идти туда и снова подвергаться нападкам и унижениям совсем не хочется. Сосредоточиться на получении знаний тоже не выходит – меня постоянно дёргают, отвлекают, срывают уроки из-за меня. В результате я скатываюсь в троечницы. Пожаловаться некому. Мама вообще самоустраняется от всех моих проблем. За последнее время она становится похожа на тень – исхудала, волосы тусклые, взгляд погасший.

– Феёныш, пожалуйста, – жалобно говорит она, когда я завожу разговор о проблемах в школе, – давай как-то сама… Я тебе не помощник.

Конечно, она и слова против не говорит Никите Дмитриевичу. А если его дети издеваются надо мной, лишь улыбается, бормоча:

– Ничего… ничего… Они же просто шалят…

Новые учителя тоже меня не очень жалуют.

– А что ты хотела, Рубанова, авторитет надо завоевать, – заявляет мне наша классная, Мария Семеновна, – а ты кто-то не очень стараешься. Скажу тебе так – ябед не любят. Нигде. И в моё время не любили. Иди и учись налаживать контакты со сверстниками.

Но контакты так и не налаживаются. А маму я теряю всё сильнее и сильнее. Большую часть времени она проводит с Семёновым. И когда я ставлю ей это на вид – взрывается: типа, неблагодарная! Нас приютили, содержат! Ты дома, а не в детдоме!