Выключаю в спальне свет и сижу на кровати, болтая ногами, вглядываясь в оранжевое пятно света, которое просвечивается через занавеску и ветви яблонь. Время от времени свет меркнет — его заслоняет темный силуэт.

Окно приоткрыто. Громко поют соловьи — они здесь словно на каждой ветке.

Звоню Машке — у нее все отлично, и пары фраз мне не сказала.

Может, почитать? Но мне хорошо знакомо такое мое состояние — смесь раздрая, смятения и тревожного счастья — ни слова в голове не удержится.

Ложусь на кровать поверх покрывала, сплетаю пальцы на животе, закрываю глаза.

Я думаю о Данике, о Машке. Думаю о Кирилле и разводе. О маме, с которой у меня никогда не было особой связи. Но куда ни направляется мысль, ее все равно, словно озерным течением, прибивает к острову, где я провела единственную ночь с Сашей. Тот дом был просторнее гостевого домика, но тоже пах сосной…

Гоню эти мысли прочь.

Но они возвращаются.

“Не открывай глаза”, — шепотом говорит Саша и гладит меня по волосам. “Не открывай, моя девочка…” — От звука его голоса трепещет сердце и легонько режет в солнечном сплетении.

Сейчас, поздней ночью, когда я не спала больше суток, воспоминания кажутся особенно реальными. Я легко могу представить, что Саша и в самом деле находится в этой комнате. Подходит к окну, чиркает спичкой, зажигая свечу. Мягкий свет едва касается моих век.

Я лежу, замерев, сплетя пальцы на животе, и чувствую, почти по-настоящему, как его руки собирают подол сарафана на моих бедрах и ласково тянут его вверх…

Не отдавая себе отчета, опускаю руки, сжимаю подол сарафана и медленно, очень медленно, тяну его вверх. Это почти, как с Сашей… Ткань чувственно скользит по разгоряченному телу. Кожа покрывается мурашками, дыхание учащается, щеки пламенеют.

Я представляю, что Саша лежит рядом, почти вплотную, опираясь на локоть, и смотрит на меня, обнаженную. Его ресницы в контрастном свете кажутся длинными и пушистыми. У меня живот скручивает от волнения — настолько это реально.

Сердце бьется все быстрее, внизу живота разливается томительная тяжесть — без единого прикосновения, без единого слова — только от его взгляда. Я физически чувствую, как Саша скользит взглядом по моему телу.

“Как ты это делаешь? — восхищенно спрашиваю я. — Ничего не делая…”

“Это называется предвкушением”, — улыбается он и касается подушечками пальцев моих ключиц. Я повторяю это движение своей рукой — и меня начинает бить дрожь...

33. Глава 29. У меня на тебя есть особые планы

Стоп!

Я открываю глаза и сажусь на край кровати.

Черт, черт, черт!

Бросаю взгляд за окно, а там, у края лужайки, горит костер. Вот откуда взялось ощущение света на веках... Даник ходит вокруг костра, подбрасывает в него ветки. Зачем ему костер?

Все еще не могу прийти в себя после этих фантазий. Так близко они уже давно ко мне не подбирались. Я словно действительно чувствовала Сашу, настоящего, живого… В груди начинает привычно резать, но я не успеваю погрузиться в это ощущение — ночную тишину разрывают гитарные аккорды, да такие громкие, что, кажется, от этих звуков комары в панике разлетелись.

«У меня на тебя

Есть особые планы.

Будем вместе лечить

Душевные раны», — горланит Даник песню Клявина. Я бы услышала ее, даже если бы спала, даже сквозь закрытое окно.

Через тысячи холодных дней

Мы с тобой прорвёмся, слышишь?

Просто посмотри в мои глаза

И ты в них всё увидишь.

Будем, словно дети под дождём,

Мы с тобой ещё смеяться.

Ну же, подожди совсем чуть-чуть

Ведь нам нельзя сломаться…

— Эй, заткнись уже, час ночи! — доносится сердитый мужской голос откуда-то издалека. Я улыбаюсь.