— И тогда ты останешься?

— Я подумаю.

Надеваю сарафан на голое тело, белье оставляю сушиться на ограждении — белые пятна на темном дереве.

Возвращаюсь на свое место и пью пиво безо всяких уговоров — теперь мне это нужно.

Даник словно меня понял. Больше не подкатывает с неприличными предложениями. Сидит рядом, потягивает пиво, отбивается от подколок друзей — чем там ему возле меня намазано и другая детская чушь.

И все постепенно возвращается на свои места, только алкоголя в крови все больше.

Снова становится хорошо и уютно. Колени греются от костра, чужая тощая кошка ластится к ногам.

Мне так о многом хочется его спросить! Сейчас, когда уже не нужно притворяться.

— Где ты был все эти четырнадцать лет? — Я кутаюсь поглубже в куртку, голые ноги вытягиваю к костру — так спасаюсь от комаров.

Даник делает несколько глотков пива, будто дает себе время собраться мыслями.

— Мама забрала меня отсюда сразу после похорон отца. Я умолял ее оставить меня с бабушкой, но нет. Так что уехал я далеко-далеко на север. Там моей жизнью занялся отчим, у которого своих детей не было, зато было четкое понимание, как воспитывать чужих... Да похер. Теперь-то я сам за себя.

«А дальше?» — хочу спросить я, но не могу — голос меня выдаст. Я ведь знаю, почему Данику пришлось жить с отчимом. Знаю, из-за кого однажды его отец не вернулся домой.

— Вообще, я ему благодарен — отчиму, — уже живее, веселее продолжает Даник. — У него денег немерено, но свои карманные я должен был заслужить. Так что я забил на его милость и с шестнадцати лет работал: сначала на стройке, потом делал ремонты в квартирах. Папа меня приучил работать руками, так что было несложно. К восемнадцати годам скопил на мотоцикл и первым же летом вернулся сюда.

Я аж выпрямляюсь, когда до меня доходит смысл его слов:

— Это ты сколько ехал?!

— Две с половиной тысячи километров — почти неделю. Лучшее путешествие в моей жизни. Приехал и понял, что здесь мое место. Но еще впереди были универ и армия, так что все это затянулось. Но вот я снова здесь. И мне кайфово… Эй, Длинный, дай-ка гитару!

Дальше все отрывками: взгляды Даника украдкой, его волшебный голос: то веселый, то проникновенный, с хрипотцой. Луна движется так быстро, что это заметно невооруженным глазом. Дым тянется в мою сторону и режет в глаза. Блондинка рассказывает какие-то смешные истории о туристах, мы смеемся до боли в животе. И вот уже я стою возле костра со всей этой компашкой. Положив руки друг другу на плечи, как закадычные друзья, мы вместе во все горло подпеваем Данику песню Коржа:

О-о, в легких тает дым, и над заливом

Запомни ты меня таким, таким счастливым.

О-о, в легких тает дым, и тем же утром

Запомни ты меня таким, таким придурком.

Светает. Мне надо дать ответ Данику.

24. Глава 20. Нельзя

Рассвет. Все уже разошлись, и мне пора.

Сижу на пристани, свесив ноги в воду, лениво разгоняя мальков, и потягиваю пиво. Солнце добралось до моего плеча и жарко его облизывает, а другое все еще в прохладе, в тени.

Мне так хорошо… Чувствую, как начинаю привязываться к этому месту, этому воздуху. Физически ощущаю, как затягиваются узелки, потом их будет не распутать, даже ногтями не развязать. Я все это уже проходила.

Надо ответить Данику, он же ждет.

Слышу, как поскрипывают доски. Даник приходит на пристань с двумя чашками кофе и гитарой за спиной.

— Взрослые женщины пьют по утрам кофе? — подкалывает он меня и протягивает чашку.

Я, улыбаясь, киваю и жмурюсь от солнца, которое, отражаясь от воды, бьет в глаза.

Четырнадцать лет назад я вот так же встречала рассвет, на острове. Тогда я нашла в холодильнике бутылку пива и пошла пить его на кладку. Впервые в жизни пиво показалось мне вкусным.