Слабая, безвольная, голодная женщина, но, скорее всего, только так я могу отвлечь их от расспросов и не дать узнать о сыне.

Ну, так решили моя глупость и наивность.

А по сути, это было фиаско.

— Да сними ты уже это все с нее, а то порву!

Дают глотнуть воздуха, Шахов не сдержался, порвал белье, разорванные трусики вместе с колготками болтаются на щиколотках. Четыре руки шарят по телу, они гладят, давят, сжимают, дразнят.

Все вместе делаем несколько шагов в сторону дивана, теперь в губы впивается Марк, повернув меня к себе лицом, а Клим, заставляя прогнуться, проводит пальцами по открытой промежности.

— И чего ты так сопротивлялась и строила из себя хрен пойми кого? Мокрая и голодная кошка.

Я действительно чувствую сама свою влагу, а еще откровенные касания, пальцы мужчины, что натирают клитор. Они то проникают в меня, растягивая, надавливая там, внутри, на какие-то даже мне незнакомые точки, то снова гладят.

Почему до них так никто не пробовал и не умел?

Агрессивно, настойчиво. Это не похоже на нежность. У Шаха нет цели доставить удовольствие, он делает что хочет, никто и ничто не в силах его сейчас остановить.

— Хочу твой рот.

Марк перестает насиловать мой рот языком, давит на щеки, как до этого Шахов. А я кричу, цепляясь за плечи мужчины, он, как и Шахов, уже без рубашки. Закатывая глаза, чувствую, как в меня глубоко и резко входит член Клима.

Он большой, я отвыкла от такого размера, но за этот вечер он еще не раз будет входить в меня, выбивая крики, стоны и оргазмы, которых так давно не было.

— Вот же сука, какая узкая. — Шлепок по ягодицам, Марк удерживает, заглядывая в глаза, ведет с нажимом большим пальцем по влажным губам, опуская меня ниже.

— Хорошо, что мы начали не с разговора, да? Давай, крошка-мышка, открой свой ротик.

Началось.

Началось то, что по определению должно было случиться снова в моей жизни. Я словно все эти годы готовилась к повторному появлению этих мужчин в жизни. К гадалке ходить не надо было, я знала.

Закрываю глаза, опускаясь грудью на диван, соски касаются прохладной кожи, в меня входят сзади. А я сама, открыв рот, облизывая головку, беру в рот член Марка.

На секунду представила нас всех со стороны, на мне еще ботильоны, рваные колготки, я принимаю в себя два члена, испытывая при этом такой охренительный коктейль из эмоций, страха, желания, стыда. «Смерть в полдень» — ничто в сравнении с ним.

— Да, да… глубже, не торопись… мм…

— Хочу ее попку, я помню, сука, я помню ее задницу, думал о ней все восемь месяцев, пока сидел в тюрьме.

Шахов касается тугого колечка ануса, я вздрагиваю, по телу за доли секунды проносятся разряды тока. Я хочу, хочу больше, я теку, и этому нет объяснения. Мое тело воспринимает происходящее как должное, это все уже было, и ему понравилось.

Не помню, сколько прошло времени, но мой первый оргазм случился именно в этой позе. Я сокращалась мышцами влагалища — до боли, до нереального удовольствия, словно не делала этого много лет. Выпустила изо рта член Марка, поднялась, удерживаемая лишь руками Клима за талию. Трясет, срываю голос, сердце выламывает ребра.

Нет, так не бывает.

— Вот же сука, сейчас сам солью.

Теряя точку опоры, практически падаю вперед, чувствуя на ягодицах что-то теплое и вязкое, а еще слышу сквозь свое сдавленное дыхание хрип мужчины сзади.

— Да, да, крошка-мышка, кончай еще. Хочешь еще?

Марк говорит в губы, сам при этом натирает воспаленный клитор. Не хочу, чтобы он это делал, слишком остро.

— Нет, нет… а-а-а…

— Да, да, ты будешь кричать лишь: «Да!»

Пуговицы рубашки летят в стороны, когда Марк хочет снять ее, получается не сразу. Снова целует, тянет на себя, усаживая сверху, сейчас он слишком нежен, а меня все не отпускает оргазм.