До следующего дня рождения оставался месяц. Лето в том году стояло особенно жаркое, а горячий ветер пригнал из-за Пограничного холма стаи вечно голодной мошкары. Кровь потомков драконов пришлась им по вкусу не меньше, чем кровь демонов. За городом, где он жил ребенком, их было особенно много. Единственным спасением оставались стены дома, оплетенные защитными заклинаниями. Но ведь дома летать не научишься!

От тщетных попыток обрести вторую ипостась его тело в изобилии покрывали синяки, царапины и уродливо распухшие укусы демонической мошкары. А в душе все глубже поселялось отчаянье. Именно тогда в имение нагрянул неожиданный гость.

Марион явился в блеске драгоценных камней – казалось, брат мог забыть надеть штаны, но без десятка перстней на пальцах чувствовал себя голым – и сопровождаемый свитой из телохранителей. Он смотрел сверху вниз, и излишне пухлые для мужчины губы то и дело трогала снисходительная ухмылка. Осмотрев Киллиана с ног до головы, презрительно сморщил нос, но большего проявления высокомерия и превосходства при посторонних себе не позволил. Это все с излишком выльется на единокровного брата позже.

И зачем только он приехал? Решил поглумиться в последний раз?

– Ты ужасно выглядишь, Килли, – Марион был выше на голову, и приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Отводить взгляд Киллиан не собирался. Когда-нибудь он припомнит тому каждую искру насмешки в глазах цвета жидкого золота. – Посмотри на себя! Разве так должен выглядеть сын императора? Ты позоришь отца.

– Мужчине не престало заботиться о своей внешности, – в ответ он вложил все презрение, на которое был способен. – И император ценит подданных вовсе не за их внешний вид, а за заслуги.

Разодетый в пух и прах – в такую-то жару! – Марион недобро прищурился. А потом вдруг расхохотался, запрокинув вверх голову. Киллиану он всегда казался немного безумным.

– Что ж, когда императором буду я, то опрятный внешний вид и миловидное личико будет цениться ничуть не меньше каких-то там заслуг, – он развалился на кресле, закинув ногу на ногу. И выглядел одновременно расслабленно и невозможно утонченно. У Киллиана так никогда не получалось. – К тому же, напомни-ка мне, какие там у тебя заслуги имеются? Родиться от человеческой наложницы еще не заслуга.

Киллиан почувствовал, как горячая краска заливает лицо. Достойный ответ не находился. А развернуться и броситься прочь означало окончательно и бесповоротно себя унизить. И он так и стоял, как пустоголовая ящерица на солнцепеке, тараща глаза и стискивая все сильнее кулаки.

Без сомнения, все закончилось бы очередным позором, если бы братцу не надоело смотреть на то, как он пыжится. Марион плавным, текучим движением поднялся на ноги:

– А я ведь приехал не для того, чтобы сидеть в четырех стенах! Посмотри, какая прекрасная погода!

За окном раскинулся истинный ад: от жары раньше срока пожелтела трава, завяли бутоны, несмотря на все старания садовников. А черные тельца насекомых облепили по контуру стекло.

– Я привез кой-какую снедь. Чем тебя тут кормят? Наверняка немногим лучше, чем… – неожиданно для себя брат пропустил оскорбление, лишь прокрутил в воздухе рукой, будто пытаясь вспомнить слово. – А, неважно! Так вот о чем я, отчего бы нам не отправиться на пикник. Тут неподалеку заброшенная сторожевая башня еще со времен войны с демонами. Там прохладно. Мне кажется, идеально.

Именно тогда Киллиан и почувствовал неладное. Жаль, что Марион никогда не принимал отказов.

… Киллиана тронули за плечо, и он с досадой разлепил глаза. Повозка уже остановилась, сквозь открытую дверь он увидел знакомое имение – точно неведомым образом оказался в своем последнем воспоминании.