Рубин вырывался ним не чаще, чем раз в две-три недели. Это при том, что полётов было раз-два и обчёлся: один перегоночный из Раменского, второй кругосветный, разведывательный виток для получения информации по Африке. Очень уж ценным специалистом он считался, что сильно сказывалось на свободе передвижения. Информация о полётах проходила под грифом «Особой важности», но нам всё равно выдали её на утреннем инструктаже. Вообще об информационном голоде не было и речи: нас пичкали информацией по максимуму. Правда, у этого была и обратная сторона в виде страховки от плена…

Поглядев на быт Рубина, я окончательно избавился от скрытого комплекса по отношению к нему. Того плана, что, вроде как, он более ценный и стоит выше меня в иерархии. Ну его нафиг такую ценность! Понимаю теперь, почему он с такой охотой вызвался на авантюру в Подмосковье. И хватило же силы воли на то, чтобы пройти нашу спецподготовку… нет, он молодец, конечно. Но его жизни я совершенно не завидую.

А потом я поглядел на выражение его лица, когда он смотрел на ложемент в своей кабине. Неужели это вот настолько кайфовое ощущение? То, что он испытывает, пилотируя это чудо техники? Может он здесь, на этой базе, испытает больше счастья, чем я когда-либо?

Сложно это всё.

– Слушай, а это правда так кайфово? – Пуля будто подслушал свои мысли.

Рубин серьёзно поглядел на него. После чего ответил серьёзно:

– Правда.

– А ты не боишься, что… ну, вроде как подсядешь на всё это? Адреналин и прочие гормоны – они ведь как наркотик. Я когда-то тусовался с экстремалами, по молодости – и понял, что, если не завяжу – рано или поздно словлю свою скалу. До того, как состарюсь.

– И что? – заинтересованно спросил Рубин.

– Что – что? – не понял Пуля.

– Ну, ты предпочёл состариться? А смысл?

– Ну сейчас-то вообще какой смысл нам говорить о старости? – Пуля хихикнул. – Но если серьёзно – то у меня были планы. Для каждого этапа жизни. Я хотел нагуляться – напрыгаться в молодости. Потом построить что-нибудь своё в зрелости. Может, бизнес какой, а может и карьеру. А в старости учить уму внуков, рассказывать про свои подвиги, ну и путешествовать, конечно…

Рубин задумался, нахмурив брови.

– Странно… как же тебя занесло на такую службу?

– Да по глупости… – вздохнул Пуля. – Упрямый я. Плюс житейской мудрости не хватает. Но это от бати – он киношником был…

– Ладно, Ребят, – вздохнул Рубин, с явным сожалением спускаясь по трапу. – Завтра большой день, надо выспаться.

– Пожалуй, – согласился Пуля, после чего потянулся и зевнул.

Утро началось с медосмотра. Проверяли всё: давление, температуру, показатели крови экспресс-анализом, визуальный осмотр, кардиограмма. Только убедившись, что за ночь мы не подхватили ничего опасного, не сломали себе чего-нибудь не того и не перепились нас пустили на завтрак.

Он тоже был необычным: какая-то киселеобразная горько-кислая ерунда вместо обычного кофе, хлеб с подозрительным химическим привкусом и творожная запеканка.

Пришёл черёд облачения в лётные костюмы. Хотя по мне так это были самые настоящие скафандры, которые, по заверению техника, могли выдержать «полную разгерметизацию кабины в течение не менее часа». А что такое «полная разгерметизация» на орбите, пускай и низкой? Правильно, вакуум.

Но техники упорно продолжали их называть «лётные костюмы».

Для начала мы полностью разделись. Затем настала очередь мочеприёмников. Это такая штуковина с хоботком, которая присасывается… в общем, понятно к чему. Говорят, для космонавтов опционально предусматривались памперсы на время полёта до станции. Отказавшимся приходилось терпеть. А в американских аппаратах, которые летели до МКС значительно дольше, даже был предусмотрен туалет.