– Так, получается, кроме бомб у него никакого оружия нет? – продолжал допытываться Пуля.

– Ну почему нет? – хмыкнул Рубин. – Ракеты воздух-воздух. Лазерная турель для защиты от ПВО.

– Ясно. Мне нравится, – улыбнулся Пуля, видимо, удовлетворённый полученными ответами.

– Стартовать, получается, прямо отсюда будем?

Я оглядел ангар, куда нас привели. Наверняка вон за той переборкой выход на какую-нибудь подземную полосу, вроде той, что есть в нашем бункере и откуда мы вылетали на Алтай.

– Из ангара что ли? – удивился Рубин.

Мы с Пулей переглянулись.

– Нет, не будем. Это место хранения и технического обслуживания. Старт будет из шахты, на носителе, – ответил лётчик.

Тут уже я растерялся. Был уверен, что суборбитальный самолёт взлетает с обычного аэродрома. По крайней мере, никаких шахт мной в Жуковском мной замечено не было, даже под землёй. Впрочем… так столько всего наворочено!

– Он как «Буран» взлетает, что ли? – удивился я.

– Ну… не совсем. Он не такой тяжёлый. Даже близко не такой тяжёлый, скажем так. Так что носитель на основе «Сармата». И это не совсем штатный старт. Просто нам ведь и обратно долететь надо будет, помните? Вот, чтобы горючего хватило – нас выведут на низкую орбиту, что называется, на халяву, – улыбнулся Рубин. – Такой вариант был предусмотрен при проектировании. Но, честно говоря, мне в голову не приходило, что он когда-то будет использован.

– То есть, опыта таких стартов у тебя нет, так? – уточнил Пуля.

– Только в симуляции, – ответил Рубин.

– Ясно… может, стоило потренироваться?

– У нас не так много «Сарматов» осталось, как ты понимаешь, – улыбнулся лётчик. – По понятным причинам…

Некоторое время молчали, разглядывая стремительную машину. Пока Рубин снова не заговорил:

– Ну чего стоим-то? Знакомиться пойдём?

Мы двинулись дальше, приближаясь к стоянке. Никого из техников видно не было – что и не удивительно, время уже за полночь.

Суборбитальный аппарат был подключен к внешним коммуникациям: под брюхом виднелись провода и шланги, состыкованные с техническим ящиком на стоянке.

При нашем приближении вдруг зажглись габаритные огни и начали подниматься фонари обеих кабин.

– Ого! Он тебя опознал? Или какой-то радиоключ? – спросил Рубин.

– У нас связь по радио. Ну и да – он может меня узнать даже при радиомолчании, изображение с внешних камер обрабатывается.

– Интересно, он изначально задумывался трёхместным? – спросил я, поднимаясь по трапу, ведущему к задней кабинке.

– Ага, – кивнул Пуля. – Это первый лётный экземпляр. Экспериментальная модель, по сути. В первой кабине лётчик с нейроинтерфейсом. Во второй – дублирующий лётчик и кибернетик, представитель разработчика. Специфика проекта.

– Если не ошибаюсь, то вроде смысл нейроинтерфейса в том, что обычные органы управления не обеспечивали достаточной скорости реакции… для чего тогда обычный лётчик-дублёр? – спросил я.

– Интеллект машины в случае нештатной ситуации обеспечивает выведение из маршевого режима, – пояснил Рубин. – А дальше решения принимает человек.

Я заглянул во вторую кабину. Два кресла-ложемента стояли очень плотно, впритирку. Хорошо хоть моим соседом будет поджарый Пуля… двоих меня сюда упаковать было бы очень сложно…

– Тесновато, – сказал Пуля. – А катапультироваться так не опасно в случае чего?

– Система катапультирования капсульная. Если что случиться – спасаться будете вдвоём, – подмигнул Рубин, после чего добавил: – Завтра на инструктаже всё расскажут.

После первого знакомства с машиной, мы пошли обратно в офицерскую общагу. Под этим громким названием понимался узкий отсек с четырьмя комнатками на две кровати и общий душ. Очень по-спартански, после роскоши, которую предоставлял наш объект. Почему-то раньше я думал, что элитных лётчиков размещают в совсем уж тепличных условиях – но всё оказалось не так просто. Безопасность и секретность были в приоритете, так что Рубину всё это время пришлось довольствоваться тем, что имелось. Жена с дочкой разместились в ближайшем посёлке, на территории части ПВО, в ста двадцати километрах от объекта. На объекте совершенно не было условий для семей, тем более с детьми.