- Ну и пусть! Зато я осталась бы…

- Верной любовнику, ага. Вместе с твоей верностью тебя и утопили бы в семейном бассейне. И сказали, что так и было, дорогая. Тогда я спасла тебя во второй раз. А третьего уже тоже не помнишь? Когда ты собиралась родить темноволосому Евгению наследника от блондина-любовника? Кто тогда объяснил тебе, идиотке, что рога наставляют многие, но замуж выходят девицами и рожают от мужей? И наконец, кто тебе предложил попытаться договориться с Евгением, когда он наконец раскрыл твои глупые шашни? И ты тряслась, как мышь под метлой? И всё это не убеждает тебя, что мы – подруги?

- Юлиана, ты – подруга мне, подруга Марии, Зое. Может, ты еще и Евгению – подруга? А Роману?

- У Романа свои друзья. Дам он держит… для другого. Даже кузин. А я – член семьи, если помнишь. Сестра всей вашей банде. Приходится быть подругой, чтобы в семье был мир.

- Это ты говоришь о мире? – всхлипнула София.

Алан бы тоже удивился. А сейчас просто очень устал. Руки затекли безумно.

- Я. Кем бы я ни была.

- Я считала тебя совсем другой.

- Напрасно. Я – не хуже, но и не лучше прочих. Кроме Константина, но он уже определенно не в счет, не находишь?

Эдингем будто сам видит безмятежную улыбку… и взгляд подколодной змеи.

И с ужасом считает. Сколько лет было принцессе Юлиане, когда она щедро дарила столь циничные советы наивной Софии? Четырнадцать? Тринадцать?

Да что же в этой Мидантии творится? Прямо в императорской семье?

- Ты ничего не понимаешь. Что это такое – закрывать глаза и представлять другого…

- Нет, пока не понимаю. Мне, видишь ли, некого представлять. И вообще - это довольно глупо. Есть риск промахнуться с именем. Слишком громко озвучить, кого именно представляешь. Особенно в твоем случае, кстати. Евгений – не только не идиот и не слепой, но еще и не глухой. Услышит даже шепотом. И обычно трезв – в отличие от Романа.

- Юлиана! Для тебя есть хоть что-нибудь святое?

- А, так ты представляла не любовника, а Его Высокопреосвященство Патриарха Мидантийского? Тогда у тебя странные вкусы.

Может, присесть прямо на пол? Тяжело…

Нет. Еще зацепишь ношей спасительную портьеру.

Если спасительную. Змеища, вроде Юлианы, может спокойно закончить разговор, а потом проколоть обоих горе-шпионов шпагой. Не хуже Всеслава.

И здесь опять не развернешься. Особенно с ношей на руках.

- Что в этой склянке, Юлиана?

- Снотворное.

- Юли… - голос Софии дрожит. – Я ведь всё понимаю. Если ты боишься, что у меня дрогнет рука, то не дрогнет. Я хочу свободы. Хочу уехать, выйти замуж за любимого, родить ему детей. Больше не лгать, не прятаться. Хочу быть честной, хочу всё забыть… Но я должна знать. Что в склянке?

- Снотворное.

Змеи побери всех, кто продает и покупает таких вот девчонок! Но после подобных подслушанных откровений – змеи с две женишься когда-нибудь сам!

- Юлиана… пожалуйста… Если тебе хоть когда-нибудь было меня жаль…

Не было. Это уже даже Алан понял.

Ни ее, и никого другого.

- Не сомневаюсь, ты давно хочешь подсыпать мужу хоть что-нибудь…

Лучше не думать, что подольют теперь Эдингему.

- …но это – снотворное.

Тихо рыдает София.

- Если сделаешь, как я скажу, для тебя всё обойдется.

- А для Вики? Я ведь доверяю ее тебе…

Эта змея угрожает еще и ребенку?! Алан как-то видел девочку. Чудесная крошка. В таком возрасте дети – нежны и наивны даже в Мидантии.

И что значит «доверяю»?

И не спросишь ведь.

- Для Вики – тем более. Разве тетя Юли когда-нибудь делала или желала ей зло?

- Что в склянке, Юлиана? – совсем-совсем тихо. Как же Эдингем расслышал?

Ответом - спокойный, уверенный смех. С оттенком льда: