Так и сидим, только мне приходится чуть поменять позу и теперь положить голову ему на плечо.

— Спасибо, Кость, правда, — шепчу, дурея и от своей смелости и от происходящего в целом. Это другая близость, не та, искусственная, созданная зельем в лаборатории, эта — важнее.

— Брось, — усмехается Холостов, — я вообще люблю со всеми обниматься.

Улыбаюсь и просто наслаждаюсь собственными чувствами. Так легко и тепло, с тех пор, как погибли родители, мне было только с бабушкой.

— Если за нами сейчас кто-то наблюдает… — бормочу, тем не менее не делая попыток отстраниться.

— То-о… — передразнивает Костя. — Ничего. То — ничего. Мы тут как бы не сексом в кустах занимаемся.

Смеюсь.

— Это бы им понравилось. Не всё романы на пустом месте приписывать.

— Полегчало?

— Угу.

— А теперь расскажешь, что там у вас стряслось?

Так и знала! Дергаюсь, пытаясь вырваться — не пускает. Тогда просто мстительно заезжаю локтем ему под ребра. Уверена, не особо больно, но ощутимо. Давай, обидься и отпусти меня. Но он не обижается, наоборот — ржет.

— Брось, Резеда, я только спросил.

Настороженно замираю.

— И не побежишь докладывать?

— Кому, блин?!

— Директору?

— Перебьется.

Что ж, отношение Холостова к Князеву мне известно. Но бросаться в защиту главы Сурка меня точно не тянет. Я все еще не уверена, что тот не имеет отношения к смерти Руслана.

— А то ты не знаешь, что произошло, — говорю, сдавшись. — Аршанская решила, что я хочу тебя у нее отбить.

Вздрагивает. Поднимаю глаза: опять смеется.

— Сказал бы, что уже отбила. Если бы я был прибитым.

Хочу возмутиться, но передумываю. На самом деле, это Аршанская с ним флиртует, а не наоборот. Дэн чувствует, что борется за любимую, Людка ощущает себя охотницей, а Косте — по фиг. В общем, все счастливы, не считая того, что мне чуть не сломали шею. Идиллия, мать ее.

— Лер, — Холостов снова первым нарушает молчание.

— У? — скорее мычу, чем отвечаю внятно, пригревшись у него под боком.

— Пошли завтракать, а?

Воспоминание 88

25 мая

— Можно? — спрашиваю, заглядывая в приемную.

Меня отстранили от занятий и велели явиться в кабинет директора с самого утра — для выяснения обстоятельств случившегося (цитирую). Аршанская, кстати, с выправленным носом преспокойно пошла на учебу, а со мной Князев решил провести индивидуальную беседу. Полагаю, что по ее итогу меня отправят или в комнату с Кристаллами по очистке памяти, а потом домой, или прямиком к Антону Васильевичу — мужчине-медику, который был с нами в походе. Оказывается, именно он тот чудо-психотерапевт, к кому так рьяно отправлял меня директор в мой прошлый визит сюда.

Жанна Вальдемаровна отрывается от экрана компьютера и приспускает свои фирменные очки-бабочки к кончику носа, смотрит недобро. Сурово, я бы даже сказала.

— Нужно, — отчеканивает. Встает и шагает походкой от бедра к кабинету шефа. Снова шишка, шпильки и юбка-карандаш. Где та приятная молодая женщина в кроссовках и кепке, весело отплясывающая у походного костра? Верните ее, она мне нравилась гораздо больше. — Станислав Сергеевич, — сама открывает дверь, — к вам Валерия Резеда! — Владимировна, думаю мрачно, раз уж мы теперь так официально, то Валерия Владимировна. — Проходи, — кивает мне и отходит в сторону. Не иначе, и дверь за мной сама прикроет. Может, еще и ключ в замке повернет?

Смотрю на Шапокляк не с меньшим неудовольствием, чем она на меня, и вхожу. Дверь, действительно, закрывается тут же. Правда, без замка.

— Доброе утро, — первым здоровается со мной директор. Этот в походных шмотках мне тоже нравился больше — проще. Сегодня на нем бежевый костюм с белоснежной рубашкой и розовым галстуком, на котором невольно задерживаю взгляд. Янке понравится: оттенок — точно как ее челка.