— Доброе, — отзываюсь сдержанно и занимаю стул для посетителей, куда мне указывает жестом хозяин. Сажусь, замираю, напряженная, как струна, руки зажаты между колен. Несколько минут просто смотрим друг на друга. Я — в ожидании. Князь — пристально, изучающе. — Мысли читаете? — спрашиваю в лоб, внутренне напрягаясь еще сильнее.

— Была такая идея, — признается Князев. — Но тогда я узнаю только то, что ты думаешь сейчас, а не то, чем руководствовалась, ломая девочке нос, — у меня прямо челюсть отпадает от такой постановки вопроса, но возразить не успеваю, так как мужчина приподнимает руку, призывая дождаться своей очереди. — Плюс ты бы стала зажиматься, и беседа бы не состоялась, — продолжает. — Поэтому все честно. Кажется, мы уже это обсуждали. Также, отступая от нашей темы, хочу порекомендовать тебе почитать состав и точное действие зелья для чтения мыслей, — все еще прожигает взглядом, но тон несколько смягчается. — И тогда ты узнаешь, что это зелье не панацея…

— И не располагает к доверию, — подсказываю. Все-таки перебила. Затыкаюсь.

Князев же еще не меньше минуты испепеляет меня глазами, после чего шумно выдыхает и устало проводит ладонью по лицу.

— Лера, Лера, что же нам с тобой делать? — не вешать, как Русика, надеюсь. Молчу. — Лера? — повторяет, не дождавшись ответа.

— Это была самозащита.

— То есть, когда Люда говорит, что ты разбудила ее среди ночи и позвала на разговор к себе, после чего напала, то она лжет?

— Значит, лжет, — подтверждаю. А какие варианты, если я говорю прямо противоположное и точно знаю, что это правда? Мое слово против ее, получается. Итого: нам нужно третье слово. — А что говорит ее соседка по палатке Яна Кожухова? — уточняю. Не могли же они не опросить соседей.

— Яна подтверждает слова Людмилы, — вскидываю голову и смотрю на мужчину во все глаза. Врет сам? Проверяет? Но нет, выглядит серьезным.

— Да быть не может! — выпаливаю. Яна сама предупреждает меня об опасности, а потом тут же подставляет, подыгрывая Аршанской? С чего бы?

— Поэтому, пожалуйста, скажи мне правду.

Что-то странное творится в этом странном училище — вот моя правда. Странное даже для школы магии.

— А Полина? — это мой последний шанс на выяснение правды. Она же видела, что я спала и просто-напросто не успела бы обернуться до палатки Людки и обратно.

Князев разводит руками.

— Полина долго была в туалете, у нее болел живот.

Еще интереснее. А не попросила ли ее Аршанская специально выйти именно в этот момент? Или туалет и правда был, а Людка просто караулила снаружи, чтобы застать меня одну? И тогда Полина лишь решила избрать политику невмешательства — ничего не знаю, ничего не видела?

Ну, что сказать? Синяки, бывшие на моей шее, ничего не доказывают, об этом еще вчера Лариса Петровна высказалась, когда Холостов почти силой таки потащил меня к ней лечиться — мол, любой бы на месте Люды защищался. Итого: у меня ни алиби, ни свидетелей. А у Аршанской свидетель имеется — вот и порешили.

Как там говорят, за чистосердечное, смягчают приговор? Проверим. Глубоко вздыхаю, как перед прыжком в воду.

— Ладно, — говорю. Через силу, язык прямо-таки отказывается произносить вслух этот бред. — У нас с Любой произошло… э-э… недопонимание, и я хотела ее проучить. Переборщила. Стыдно. Больше не буду.

Светлая бровь директора взлетает вверх.

— Недопонимание?

Медлю. Сказать правду? Тогда, того и гляди, под раздачу попадет Холостов — этого еще не хватало. Подставлять его мне хочется в последнюю очередь.

— Угу, — буркаю. — Слово за слово. Ну, знаете, как бывает, — и замолкаю, жду вердикта. Правдоподобных версий у меня нет. А если Князев все же нормальный мужик, то глубоко в бабские разборки не полезет. — Я исключена? — спрашиваю, когда пауза затягивается.