Анхель с размаху опускает мой чемодан на асфальт и без зазрения совести открывает его.

— При чём тут овцы? — Подхожу ближе, вспоминая, где именно лежат джинсы и кеды, но Анхель, не дожидаясь меня, начинает копаться в чемодане сам — нагло, бессовестно, с издевательской ухмылкой на губах!

— Это что? — недоуменно спрашивает он, вытащив мой любимый сарафан от «Фэнди», купленный летом в Барселоне. — Ты куда приехала, девочка?

Его насмешливый взгляд выводит меня из себя! Я и так на грани! Но старик словно не понимает...

— Отец ничего не говорил мне ни про какой Тревелин — это раз! Речь шла о Буэнос-Айресе! А во-вторых, если бы я знала, что мне придётся тащиться с вами… —Я окидываю Анхеля презрительным взглядом. — Через всю страну по морозу на дребезжащей развалюхе на вонючую ферму, то ни за что не села бы в этот чёртов самолёт! Ни за что! Ясно вам?!

— Предельно, — кивает дед. — Какой отец, такая и дочь! Ничего удивительного!

Вздохнув, старик отступает от чемодана и идёт к водительскому месту, равнодушно бросая на ходу:

— Чемодан обратно сама закинешь, не маленькая! Туалет, чтобы переодеться, — с торца закусочной. И шевелись, Рита: помимо овец у меня ещё и свиньи голодные!

До пункта назначения мы добираемся глубокой ночью, минуя последние километры пути в кромешной тьме, раздираемой лишь мерцающим светом фар пикапа. Ни одного встречного автомобиля. Никаких намёков на цивилизацию.

— Тревелин, — объявляет Анхель, стоит нам проехать мимо небольшого покосившегося указателя.

Всматриваюсь в темноту, но кроме серых убогих домишек не более двух этажей в высоту ничего толком не могу различить. Узкие извилистые дорожки через раз подсвечиваются тусклыми фонарями и больше пугают, чем вызывают интерес.

«Самая настоящая дыра!» — проносится ураганом в голове.

Мне трудно поверить, что здесь живут люди, что здесь вообще можно жить! После современного мегаполиса с вылизанными тротуарами и изысканными постройками Тревелин напоминает мне загон для свиней, и никак не лучше.

— Не делай поспешных выводов, — устало бормочет дед, видимо, заметив, как я вся сжалась от отвращения и ужаса.

Это его вторая фраза, обращённая ко мне после того, как он бросил меня одну разбираться с чемоданом. Ни Анхель, ни я больше не проронили ни слова за целый день.

— Никаких выводов! — огрызаюсь в ответ. — Всё, что мне нужно, это телефон! Вот увидите, завтра же отец заберёт меня из этого захолустья!

— Скажу ему спасибо! — ухмыляется старик, неспешно выруливая по пустым улицам забытого богом города. — Только знаешь, Рита, пускай он найдёт другого дурака, готового сутками катать тебя через всю страну. Или можешь воспользоваться услугами междугородного автобуса.

Старик не скрывает довольного смеха, ясно давая понять, в каких условиях мне придётся возвращаться. И пока я придумываю колкий ответ, резко тормозит у покосившегося забора, обтянутого рабицей.

— Смотри внимательно, Рита, это школа, — кивает немного в сторону.

— Угу, — бормочу себе под нос, пытаясь разглядеть невысокое, будто размазанное по земле здание, больше напоминающее заброшенный производственный цех, нежели обычную школу. В глаза бросается неухоженность территории вокруг и уродские граффити, что беспорядочно раскиданы по стенам. Слава Богу, к началу учебного года я уже вернусь в Испанию. В том, что отец меня здесь не бросит, узнав, в каких условиях я оказалась, сомнений нет.

— Завтра можешь, конечно, выспаться с дороги, — ворчит Анхель, зевая во весь рот. — Но в четверг приступишь к занятиям. Нечего прохлаждаться! Дорогу постарайся запомнить: возить тебя на учёбу мне некогда.