— Ты потерянный человек, Рита, — тянет с укором Анхель, бросая на меня недовольный взгляд. — Грех не знать свои корни. Твоя бабушка умерла уже очень давно.

— Я только вчера узнала, что у меня есть дед! Ни к чему смотреть на меня волком, — пытаюсь оправдаться, а потом вспыхиваю: — Анхель, а когда вы сами-то узнали, что у вас есть внучка? Небось, тоже вчера? Но заметьте: я вам это в укор не ставлю! Так что...

— За мной иди! — перебивает старик. — Только тихо! Все спят!

— Кто «все»? — Плетусь за ним, осторожно ступая на предательски скрипучие половицы.

— Тео, Мика, Марта, Рон, — монотонно перечисляет Анхель, словно эти имена мне о чём-то говорят.

— Вы обещали мне звонок отцу, как приедем. — Родня деда меня интересует гораздо меньше, чем собственная судьба.

— Утром, Рита! — отмахивается старик, продолжая по узкому коридору вести за собой.

— В Мадриде уже утро!

— А здесь ночь, Рита! — резко остановившись, напоминает Анхель, а затем осторожно открывает дверь в одну из комнат. — Жить будешь здесь. Спокойной ночи!

Старик закатывает внутрь чемодан, а потом просто уходит, оставляя меня одну перед раскрытой дверью.

Нащупываю выключатель и получаю новую порцию разочарования: крохотная комнатка с маленьким окном, покосившимся шкафом и односпальной кроватью, напоминающей походную раскладушку, больше похожа на собачью конуру, нежели на спальню. Тихо скулю и босиком захожу внутрь.

«Хотя бы тепло», — проскальзывает глупая мысль в попытках отыскать что-то позитивное.

«Это только на одну ночь», — поддакивает внутренний голос.

Прямо в толстовке и джинсах забираюсь на кровать и, подогнув колени к груди, засыпаю.

4. Глава 3. Первое утро

Под оклики деда пулей вылетаю из дома и, не разбирая дороги, бегу прочь.

В груди всё сковало от немыслимой несправедливости. Я не верю! Не хочу верить словам отца, которые тот так спокойно обрушил на мою голову:

«Нет, ты не можешь вернуться…»

«Не сейчас, Рита…»

«Всё очень сложно, пойми…»

Под ногами хлюпает грязь. Студёный сырой воздух обжигает лёгкие. По тонкой тропинке продолжаю бежать прочь, проклиная весь мир.

«Тревелин — отличное место, дочка…»

Да, папочка! Просто волшебное! Оглядываюсь, но кроме колючих кустов с остатками прошлогодней листвы, ничего не вижу. Я даже не в чёртовом Тревелине — дом деда на самой окраине.

«Ты уже видела горы? А к реке спускалась?»

Неужели папа совершенно меня не знает? Разве не понимает, что я — городская девочка, привыкшая к комфорту и хорошей жизни. Мне чужды походные условия и романтика сельского бытия. Отец точно издевается, полагая, что горы и реки смогут заменить мне нормальную школу, весёлый шопинг и вкусный «латте» в любимой кофейне.

«Милая, не плачь, вот увидишь, тебе понравится это место».

И снова бегу. Не замечаю холода. Не вижу ничего вокруг. Что тут можно полюбить? Грязь? Нищету? Противную погоду? Или. Может, равнодушного грубияна-деда?

Слёзы душат. Ноги безбожно скользят, но я всё равно бегу, пока в какой-то момент не начинаю задыхаться от нехватки кислорода.

«Я люблю тебя, Рита…»

«Поверь, так надо, дочка…»

Ни одного «прости», ни намёка на «сожалею». Но окончательно отец сумел разрушить веру в себя одной-единственной фразой:

«С днём рождения, родная! Оторвись там как следует!»

Сгибаюсь пополам и тихо стону. Бросить меня в жалком захолустье на произвол судьбы — лучший подарок к семнадцатилетию.

Не знаю, как долго длится моё безумие, но рада, что рядом нет ни души. Мне не нужна жалость окружающих, мне вообще больше никто не нужен!

Постепенно прихожу в себя и медленно бреду всё дальше по утоптанной дорожке, со всех сторон окружённой голыми ветками кустарников.