Я сел на постели. И да, мне, черт возьми, все еще было хреново. К тому же что-то мешало смотреть, будто козырек на глаз сполз. Я потер глаз — не помогло. Девушка смотрела на мои телодвижения, явно подмечая, что движения мои были не слишком уверенные. Потом она достала зеркальце из кармана и протянула мне:

— Посмотрите.

Я открыл кругляшок и… охренел. Половина моего лица словно потекла. Конечно, свой знаменитый «Крик» Ваг Гог с меня бы не написал, но все же уголок губы опустился, веко нависло — оно и мешало смотреть, — и будто даже щека как-то обвисла.

— Что это? — спросил с трудом — горло будто веревкой перехватило.

— Если не начать лечение сразу, через шесть часов терапия будет уже бесполезной. Но вы все еще можете уйти и провести с вашим сыном… — она прищурилась и продолжила: — ну, дня три, не больше.

— А потом я сдохну?

— Как получится, — поджала она плечами. — Раз вы такой упертый, то, скорее всего, решите перенести более сильный удар на ногах. Значит, возможны необратимые последствия. Вы же понимаете, что речь идет о головном мозге?

— То есть стану дураком? — хрюкнул — почему-то хмыкнуть не получилось.

Девушка так на меня посмотрела, что я уже сейчас почувствовал себя дураком. А она пожала плечами и ответила:

— Тюльпанчиком вы станете, молодой человек. Таким вялым и никому не нужным немощным тюльпанчиком.

— Вы явно сгущаете краски.

Я все еще не мог поверить, что это происходит со мной. А как можно поверить, что ведущий здоровый образ жизни мужик станет растением? Из-за какого-то сраного микроинсульта. Нет, я не согласен! Что за бред?!

— Так что, домой пойдете или полечимся?.. — вместо ответа на мое возражение ласково спросила она.

А я… завис. Мне реально все еще было хреново, хотя уже слегка отпустило — возможно, что-то уже вкололи, пока я валялся… тюльпанчиком. Сына на руки я бы сейчас не взял — уронить еще не хватало. Но мне надо было выходить на работу — раз. Уезжать под Краснодар — два. Прописывать где-то сына — три. И я не мог оставить жену одну с сыном — четыре.

И последнее перевешивало все прочее. Я каким-то шестым чувством не доверял Наташе. Она не мать, одна не справится. Я вообще не представлял, как она с ребенком будет, даже образ такой в голове не возникал. Будь это Катя, я бы не дергался даже.

Черт… Зачем я вообще всю эту кашу заварил?!

— …Пока вы думаете, я допплерографию сделаю и отвезу вас на МРТ. Как раз анализ крови будет готов. Самое интенсивное и эффективное лечение в первые двадцать четыре часа. Поэтому давайте поспешим.

Наверное, эти слова девушки, немного насмешливой, но, безусловно, доброй, расставили все по местам. Я решил, что задержусь в больнице. Пройти обследование не мешало, и терапия тоже мне точно нужна. Моя жизнь стала важна для меня самого. Я стал папой. Я обязан быть сильным, здоровым, чтобы воспитать сына. Мне придется смириться и пролежать сутки в больнице. Потом я решу, что делать дальше.

— Мне надо позвонить… Где мой телефон?

***

Катя

Очень странно оказаться в здании городской администрации. Все внутри оформлено строго, торжественно, лаконично. Я бы даже сказала — государственно. Тут сама атмосфера настраивала на дела, касающиеся высших ценностей, самого существования государства. По сравнению с ними дела отдельной деревни и колхоза или магазина как-то меркли, но в то же время приходило понимание, как все эти местечковые проблемы и успехи и формируют это общее пространство, именуемое государством.

— Как тебе? — поинтересовался Женя, когда мы поднимались от пропускного пункта, где мне выдали временное разрешение здесь находиться, по широкой лестнице, застеленной красной ковровой дорожкой.