— И попробуй только усни! — погрозил хозяин кулаком и, тяжело ступая по ступеням, поднялся наверх.

Кухарей, мойщиц посуды, прачек, полотёров и мальчиков на побегушках набирали из местных. На их защите стояла сплочённая деревенская община. За плохое отношение к работникам хозяин таверны отвечал перед старостой. Споры разрешались на сходках и, как правило, не в пользу содержателя заведения. Тиба — пришлый. За него некому заступиться. По этой причине все ругательства и подзатыльники доставались ему. Только его штрафовали за малейшую оплошность, и только он нёс ночные дежурства в трапезной, поскольку крестьяне с подачи приходского священника называли ночь временем дьявола, и если задерживались на работе, то за двойную оплату.

Тиба не нуждался в деньгах — в его каморке под половицей хранилась монетница, набитая под завязку медяками и серебряными «коронами». Не голодал — в месте, где всегда остаются объедки, крайне сложно умереть с голода. Единственное, чего катастрофически не хватало тринадцатилетнему подростку, — это четырёх часов сна, а спал он в основном утром, когда звучат голоса постояльцев и челяди, когда постоянно топают по лестнице, а во дворе ржут лошади. Тиба с нетерпением ждал окончания срока своей службы в таверне. Через полгода его место займёт другой подросток, а он вернётся в логово Стаи и продолжит обучение военному мастерству.

Подойдя к картёжникам поближе, Тиба привалился плечом к столбу и вперил взгляд в затылок наёмника. Играет в карты несколько часов кряду — как ему не надоело?

— Подслушиваешь?

Тиба несколько раз моргнул и уставился на купца:

— Нет.

Наёмник повернулся к Тибе лицом, испещрённым шрамами:

— Подсматриваешь?

— Нет.

— А чего тогда стоишь?

— Жду, когда вы уйдёте. Кто-то обронил монетку, хочу забрать.

— Во, дурень! — рассмеялся третий игрок.

Тиба никогда не был в городе и не знал, как выглядят городские жители. Всех людей, непохожих на дворян, купцов, коробейников, батраков и наёмников, он причислял к горожанам.

— Дурень, — вяло согласился Тиба с горожанином.

Наёмник заглянул под стол:

— Там ничего нет.

Без лишних слов Тиба нырнул под скамью. Незаметно для картёжников выудил из кармана серебряную «корону». Выпрямившись, подкинул монету на ладони:

— Есть.

Наёмник нахмурился:

— Везёт же дурням. — И уткнулся в карты.

— Ваш ход, — напомнил ему горожанин.

Перекатывая монету с пальца на палец, Тиба рассматривал картинки на листочках в руках наёмника: висельник, дева с обнажённой грудью и старец с посохом.

— Вы долго думаете, — проворчал купец.

Наёмник положил на стол висельника и деву. Сверху легли карты с изображением палача и рыцаря. На виске вояки заблестели капельки пота. Проигрывает, решил Тиба.

— Мой черёд, — сказал купец. Бросил на стол карту, на которой был изображён какой-то уродец с человеческим телом и головой козла, и громко хлопнул в ладоши. — Сегодня удача на моей стороне.

Досадливо покряхтев, горожанин вытащил из дорожной сумки золотые часы на цепочке. Нечто подобное Тиба видел у своего господина — лорда Айвиля.

Наёмник смотрел на победителя и не шевелился.

— Ваш меч, — проговорил купец, пряча часы в карман кафтана.

У Тибы застыла кровь в жилах. Наёмник проиграл меч? Он поставил на кон самое святое, что есть у воина! Дьявольская игра! Ночь — поистине время дьявола!

Наёмник поднялся:

— Разрешите попрощаться с оружием.

Взял приставленный к скамье меч, замотанный в холстину. Снял ткань. Провёл кончиками пальцев по ножнам. Поцеловал навершие эфеса в виде приплюснутого яблока. Обхватил ладонью рукоять, обнажил клинок… и рубанул с плеча. Меч застрял в шее купца. Тот, не до конца понимая, что произошло, мазнул пятернёй по окровавленному кафтану и обмяк на скамье.