Лес не спал. Перешёптывались кроны, перекликались совы, в кустах шебаршили зверьки. Светлячки вспыхивали, словно искры костра. В зарослях чудились силуэты притаившихся злодеев. Веря в заступничество Небесной Стаи, Тиба только крепче сжимал в кулаке рукоятку ножа и летел птицей. Суконная накидка развевалась за спиной как штандарт, капюшон, будто парус, ловил ветер.

Перевалило за полночь. Наконец деревья расступились и открыли взору долину. Короткими перебежками Тиба пересёк ржаное поле, перебрался на другой берег мелководной речушки. Перемахнув через плетень, очутился во дворе холостяцкого угла, где обитали батраки. Из-под крыльца высунулась тупоносая морда. Псина, привыкшая к частой смене постояльцев, не торопилась вылезать наружу и уж точно не собиралась лаять.

Тиба посвистел сычом у крайнего окошка. Постоял, глядя по сторонам. Снова издал свист и скрылся за углом. Вскоре с крыльца спрыгнул подросток в исподнем. Пригибаясь и озираясь, проследовал на задний двор и присел на корточки возле зарослей чертополоха, делая вид, что справляет нужду.

— Тиба, ты, что ли?

— Я, Ребер, я, — прозвучало из кустов.

— Что случилось-то?

— Нужна твоя помощь. — Тиба в нескольких словах обрисовал ситуацию и в конце добавил: — Утром он уйдёт, и где его искать?

— Наёмник, говоришь? — переспросил Ребер задумчиво.

— Наёмник. Здоровый, крепкий. Рожа в шрамах. Передние зубы выбиты. В тряпку меч замотан. Он хвалился, что воевал вместе с Ангельским войском в Приморье. Наёмникам урезали жалование, он и вернулся. Собирается в Эльчу, там вроде бы тоже что-то затевается. Уйдёт ведь. Уйдёт! И где потом искать?

— В логово Стаи его не заманишь, — заключил Ребер.

— Не заманишь, — поддакнул Тиба.

— Лошадь у него есть?

— Есть.

— Плохо. — Ребер почесал лоб. — Значит, так. Подкараулим его на дороге, заманим в лес и исповедуем.

— Думаешь, он что-то расскажет?

— Смотря как будем развязывать ему язык.

— Нет, Ребер. — В голосе Тибы слышалось сомнение. — Мы не знаем, о чём его спрашивать.

— Спросим, откуда у него наш жетон.

— Он ответит, что нет у него никакого жетона. Он при мне проиграл его в карты. И как докажешь, что жетон был?

— Что такое «карты»?

— Бумажки с картинками. Я впервые такое увидел. Битый час наблюдал, хотел разобраться в правилах. Ни черта не понял. — Тиба высунул голову из кустов. — Рисковать нельзя. Его надо доставить к сэру Гилану. Но как это сделать?

— Ладно, — кивнул Ребер. — Пойду оденусь. По дороге померкуем.

Подростки неслись по лесу. Перепрыгивали через коряги, подныривали под разлапистые ветви, продирались сквозь заросли орешника и ни разу не остановились, чтобы перевести дух. Выбежав на лесную опушку, поблагодарили Небесную Стаю за защиту и ненадолго попрощались.

Спрятав нож за пояс штанов, Тиба пополз между грядками к крайним домам деревни.

Увидев вошедшего в зал подростка, хозяин таверны подскочил к нему и отвесил подзатыльник:

— Ты где пропадал?

— Спал в конюшне, — ответил Тиба, прожигая взглядом половицу у себя под ногами.

Когда-нибудь он припомнит хозяину все тычки, подзатыльники и оплеухи. Сейчас главное — выдержка и показное смирение.

Хозяин прошипел:

— За сон я не плачу. Вычту сон из жалования, и не возбухай потом. — Кивком указал на подвыпившую троицу, коротающую ночь за игрой в карты. — Никак не улягутся. То пива им подай, то девку приведи. Спариваются прямо здесь. Пол заплевали, засморкали. Когда уйдут, всё тут вымоешь. И проследи, чтобы ничего не утащили.

Тиба скроил серьёзную мину, а смех так и рвался из груди. Что здесь можно украсть? Разве что столы, предварительно разобрав их на доски, иначе они не пройдут в дверной проём. Или скамейки, на которых спят путники, не желающие тратиться на комнату и постель. Или масляную лампу; так она доброго слова не стоит. На табурете бочонок пива — за него картёжники однозначно заплатили. На ступенях лестницы, ведущей на жилой этаж, сонно посапывала шлюха. Её отсюда не выманишь — ей ли не знать, что за стенами постоялых дворов и непотребных домов продажных девок не покупают, а насилуют. На двери кухни крепкий навесной замок, но и там нет ничего интересного.