— Или ты от нас что-то скрываешь? — спросил Дирмут.

Тётка Рула выдавила улыбку:

— Ничего я не скрываю. Ну идёмте.

И побрела вокруг овчарни, теребя передник. Братья и стражники последовали за ней.

— Рула, ты куда? — окликнул её муж.

Она вяло махнула рукой:

— Скоро буду.

6. ~ 6 ~

За изгородями зеленели грядки и цвели сады. Поодаль стояли сараи и лачуги под крышами из соломы или тростника. Стены сделаны из смеси глины, хвороста и навоза. В оконных проёмах мутные бычьи пузыри. Дворы находились с обратной стороны построек и не просматривались с дорожки, по которой шли братья. Дирмут неотрывно глядел тётке в спину, силясь понять, почему она ведёт их огородами.

— Зачем мы идём к ней? — прошептал Бертол.

— Ты читал «Сказания о грешном городе»?

— Нет.

— Там много историй. Мне запомнилась история об одном мужике. Он сидел на улице и с утра до ночи жаловался на судьбу. Все, кто жил там, помогали ему деньгами, одеждой, едой. Потом он перебирался на другую улицу. Так обошёл весь город.

— И стал богачом?

— Нет. Он пришёл на улицу, с которой начал. Его прогнали. И со второй улицы прогнали. И с третьей. Тогда он на все сбережения купил пиво, подсыпал в него крысиный яд и выкатил бочки на площадь.

Бертол с ошеломлённым видом уставился на Дирмута:

— Думаешь, тётка ждёт, что мы дадим ей денег?

— Не знаю.

— Не станет же она травить нас, если мы не дадим.

— Я до конца не понял смысла истории. Потом перечитаю. Просто тётка почему-то напомнила мне того мужика.

Рула оглянулась:

— С утра, наверное, на овчарне торчите? Оголодали? — Вытащила из кармана передника медовый пряник. — Возьмите, погрызите.

Дирмут инстинктивно спрятал руки за спину:

— Я не ем сладкого.

— Я тоже, — отказался Бертол и прошептал Дирмуту в ухо: — Такие же пряники недавно пекла моя кухарка.

— Похоже, дядька Бари подкармливает нищую сестрицу, — прошептал Дирмут в ответ. — Неужели у неё действительно всё так плохо?

Тётка свернула на тропинку, проложенную между грядками. Громко ударила ладонью о ладонь, распугивая куриц, клюющих поросль моркови. Крикнула непонятно кому:

— Мулька! Следи за курями!

Вслед за ней Дирмут и Бертол обошли кучу валежника и гору навоза и остановились перед ветхой лачугой.

За деревьями виднелся каменный дом под деревянной крышей. В окнах поблёскивали стёкла. Справа темнела какая-то постройка: конюшня или коровник. В тени цветущего дерева девочка качала расписанную узорами люльку, накрытую пологом из вуали. В люльке агукал младенец. Сидя на траве, белобрысый карапуз облизывал чёрный ящичек.

Дирмут понял: это его двоюродные братья и сестра. Как понял и то, что добротные строения принадлежат деревенскому старосте, а следовательно, и его жене Руле. Курицы, копающиеся на грядках, и огород — тоже их собственность. Мулька, скорее всего, батрачка.

Тётка Рула недооценила племянников и упорно продолжала разыгрывать перед ними спектакль. Упёрлась плечом в дверь, которую явно не открывали пару лет. С трудом сдвинула створку с места:

— Не разбувайтесь. У меня с вечера не метено.

Бертол прижал руку к губам, чтобы не прыснуть со смеху. Дирмут дёрнул его за рукав, велел стражникам оставаться снаружи и за тёткой вошёл в лачугу.

В единственной комнате пахло как в чулане, где хранились ненужные либо сломанные вещи: корзинки, табуреты, стол… Бычий пузырь на оконном проёме плохо пропускал дневной свет, разглядеть обстановку во всех деталях не удалось.

— Не помню, куда свечу дела, — бормотала тётка, роясь в ворохе тряпок на топчане. Засуетилась возле стола, передвигая с места на место котелки и стопки глиняных тарелок. — Щас-щас, найду. Где-то огарочек затерялся.