Пихай родился в семье палача. Всю жизнь трудился в пыточной — сначала помогал отцу, потом старшему брату. Разбираясь в строении человека, он тайком от родных лечил людей: складывал сломанные кости и вставлял на место суставы. Его под видом костоправа привела в Мэритскую крепость Таян. Янару одолевали сомнения. Шарлатан или на самом деле костоправ? Доверить младенца старику или отправить его восвояси? Она боялась, что малютке Дирмуту станет только хуже. К принятию решения её подтолкнул вопрос старика: «Что может быть хуже?»

Пихай провёл в крепости чуть меньше года. Когда Дирмут сделал первый шаг, у старика отказали ноги. Он пролежал в постели почти месяц и угас, как утренняя звезда на небосводе, тихо и смиренно. День его смерти Янара назвала «Пихаев день».

Таян и Миула говорили, что костоправ обладал каким-то даром и отдал Дирмуту своё умение ходить. И если бы Пихай был моложе, то принц не хромал бы как старик. Янара верила этому и не верила. И очень надеялась, что людей, благодарных помощнику палача, намного больше, чем тех, кто его проклинает.

— Идут, окаянные, — прошептала Миула, разогнув спину. — И не сидится им дома в такую жару.

Незнакомый человек в одеянии священника быстро шёл между могил, словно опасаясь, что посетители кладбища, заметив его, обратятся в бегство. За ним еле успевал служка, то и дело поправляя сползающий с макушки колпак.

— Леди Янара? — крикнул незнакомец издалека.

Она опёрлась на камень:

— Да, это я.

Пробормотав под нос ругательства, Миула вытащила из котомки домотканый коврик и постелила на тесину, прибитую к вкопанным в землю чуркам.

Священнослужитель приблизился. Сложив руки на животе, затолкал ладони в широкие рукава. Заученная поза и приветливое выражение лица не гармонировали с маслеными глазками. Замерев за плечом своего хозяина, служка стянул с головы колпак и отвесил поклон до самой земли, словно кланялся за двоих, за себя и за священника. Янаре показалось, что поклон предназначался не ей, а надгробию.

— Я новый приходский священник, отец Ольфий, — прозвучал мелодичный голос.

Церковнику исполнять бы канцоны о трепетной любви…

Янара отдала ветошь Миуле и села на самодельную скамью:

— Чем обязана, отец Ольфий?

— Это сын короля? Принц Дирмут? — осведомился он и завертел головой, озираясь с деланным любопытством. — Принцесса Игдалина тоже здесь?

Янара молчала. Игдалина приезжала в Мэритскую крепость реже Дирмута и надолго не задерживалась. В столице постоянно проходили какие-то мероприятия, дочка боялась их пропустить. Королева Барисса не жалела денег на увеселения: ярмарки сменялись выставками, состязания певцов перетекали в выступления странствующих артистов. Лорд Ардий считал, что таким образом королева с иноземными корнями покупает любовь горожан. Янара думала иначе: Барисса радуется жизни, ведь на её родине, в королевстве Дигор, веселье считается грехом.

Не получив ответа, отец Ольфий сконфуженно улыбнулся:

— Простите, я не с того начал. На меня скверно действует жара. Попробую исправиться. — Он сделал глубокий вдох. С шумом вытолкнул воздух из лёгких. — Моего предшественника перевели в другой приход, поближе к столице. Повысили, так сказать. Я прибыл сюда недавно. Хотел заглянуть к вам в замок, познакомиться лично. Простите, закрутился. Пока дела принял, пока обустроился. Потом праздник Двух Пятерок. Я надеялся увидеть вас на праздничной службе, миледи, а вы не пришли.

— Я не хожу в церковь, — ответила Янара и украдкой глянула на сына.

Постукивая по ладони черенком лопатки, он с неприязнью смотрел на священника. От отца Дирмуту передалось предубеждение против Единой веры и против тех, кто её насаждает. Ни уроки богословия, ни увещевания Янары не меняли его отношения к миссии Ангела-спасителя. Дирмут, как и Рэн, вообще не верил в ангелов и сомневался в существовании бога.