К моменту моего появления на кухне скудноватый завтрак был уже готов. Заглянув в котлы с кашей и травяным отваром для воспитанниц, я поморщилась, но промолчала. Зато сделала мысленную пометку заняться кухней вплотную, а то куда это годится: за окном осень, в столовой должно быть полно витаминов и овощей, а девушек пичкают пустой кашей! А потом, когда наступят холода, пойдут болезни? Нам этого не нужно!

Меню для преподавателей было немногим лучше ученического: та же каша, только к ней еще полагался небольшой кусочек сыра и масла. Ну а для проверяющих на столе была ветчина, яйца, масло и сыр. Я поджала губы. Все, как всегда. Мир сменила, а порядки остались те же.

Впрочем, меня больше злило то, что я не смогу, как рассчитывала, побеседовать с герцогом за едой. За столом было бы гораздо проще исполнить задуманное, но оказалось, что комиссия столуется не просто отдельно от институток, а даже отдельно от преподавателей, за отдельным столом. Но как бы там ни было, моя злость быстро выветрилась. Когда я заметила, что проверяющие явились на завтрак не в полном составе. Видимо, травма герцога оказалась сильней, чем я предполагала и он еще оставался в постели.

Каша, тем более, овсяная, никогда не была моей любимой пищей. Но я сейчас была не в том положении, чтобы привередничать. Приходилось жевать, буквально заставляя себя класть в рот ложку за ложкой, и пытаться отвлечься от невкусного завтрака, изучая лица проверяющих.

Их было четверо. Все мужчины. Самому старшему, по моим прикидкам лет шестьдесят-шестьдесят пять. Усталое сухощавое лицо с резкими морщинами между бровями и в уголках рта. Седые жиденькие волосы аккуратно зачесаны и заплетены в тощую, как крысиный хвост косицу. Опрятный темный камзол, больше похожий на мундир, на пальцах пару неприметных перстней с какими-то темными камнями. Кажется, этот незлой. Но в жизни у него мало хорошего, вон, и морщин куча от того, что часто хмурится.

Еще двое неуловимо похожих между собой мужчин лет сорока пяти на вид в темно-синих, как черный сапфир одеждах с роскошными кружевными воротниками и серебряным шитьем мне показались братьями. Оба блондины. Оба коротко, почти по-военному стрижены. Лица с характерными, несколько тяжеловесными носами и челюстями. Руки унизаны самыми разнообразными кольцами.

Последний представитель проверяющей комиссии с брезгливостью оглядел накрытый стол. Самый молодой из мужчин, по моим прикидкам ему вряд ли было больше двадцати пяти лет. Черты лица утонченные, можно даже сказать смазливые. Что еще сильнее подчеркивали крупные кудри каштановых волос, в мнимом беспорядке разметавшиеся по узким плечам молодого человека, затянутым светло-серой, почти металлического оттенка тканью. Кстати, одежда этого франта выглядела самой богатой: кружева с подозрительно яркой искрой, словно в них запутались бриллианты, такое же яркое серебряное шитье, причем не тоненькой строчкой, а почти заткавшее грудь и обшлага рукавов. И перстни со всеми мыслимыми и немыслимыми драгоценными камнями.

Заметив устраивающегося за столом франта, сидящая рядом со мной Пеги вздрогнула так, что выронила кусок хлеба. Слава богу, что не ложку! Хлеб почти беззвучно шлепнулся на стол, а ложка бы переполошила всю столовую своим звоном и привлекла бы к нам ненужное внимание.

— Что такое? — Я склонилась к компаньонке и заглянула ей в глаза. — Пеги, что с тобой? Ты его знаешь?

Карие глаза мисс Карвер почти поглотила чернота расширившегося до предела зрачка — классическая картина шока. Это пугало. Моя компаньонка явно знала молодчика. Но неужели Пеги только увидела полный состав комиссии, а этот франт явился в Институт инкогнито, под чужим именем?