Комиссар быстро дошёл до нужного здания. Среди серокаменных фасадов на пыльной стеклянной витрине виднелась облезлая надпись когда-то золотого оттиска с роскошно изогнутыми буквами: «Бергонци и сыновья, антиквары». Идеальный внешний вид, если не хочется лишнего внимания: для прохожего – просто лавка хлама. На двери висела табличка «Закрыто», но Лука твёрдо нажал на ручку, возвещая колокольчиком о прибытии, и вошёл внутрь. Его встретила пугающая тишина.

В помещении беспорядочно и тесно размещалась мебель. Как попало в стеллажах стояли фарфоровые статуэтки, часы всех мастей, антикварная посуда и серебряные приборы. На ломберных столиках возвышались массивные бронзовые подсвечники. Стены украшали маски прошлых венецианских карнавалов с потускневшими красками и потёртым бархатом. За винтажной мебелью скрывался прилавок антиквара. Лука боком протиснулся среди экспонатов и подошёл к цели.

Между бюро и раскрытым сейфом лежал Антонио Бергонци, синьор лет шестидесяти, с выпученными глазами, в которых всё ещё отражался страх. Комиссар проверил пульс и позвонил в участок. Ярко-красная полоса на шее жертвы не оставляла сомнений в причине смерти. Комиссар осмотрел рабочую поверхность дубового стола. Открытый альбомом гравюр небрежно прикрывал замусоленную записную книжку, сверху находились лупа и перчатки для работы.

Равели зашёл за бархатные портьеры в глубину зала. В полумраке играли муранским стеклом люстры, на мольбертах притаились картины в золочёных рамах. Здесь находились настоящие сокровища. Лука присмотрелся. Одна из них повторяла сюжет в библиотеке у вдовы. А подойдя ближе, нашёл явное отличие: фигуру, стоящую за Лукрецией. «А вот это интересно, – подумал комиссар. – Кто этот мужчина в сутане? Художник? Священник, осуждающий самоубийство?» – хорошо зная историческую предпосылку к сюжету, он всматривался в красоту линий, объёмов и теней. И невольно возвращался к своему прошлому.

Первая любовь – Ева, дочь помощника отца по бизнесу, росла рядом; молодые люди мечтали пожениться. Но на одной из университетских вечеринок Еву изнасиловали. Во время борьбы она получила смертельную травму. Показания были спорными, дело замяли. Лука перешёл на другой факультет, юридический; ничто не могло изменить его выбор.

Через двадцать минут улицу оцепили. Всё пришло в движение: агенты и ассистенты опрашивали свидетелей, осматривали место преступления и проверяли бумаги. Вскоре подъехали два сына антиквара. Они рвались к отцу, не понимая, за какие грехи его могли убить. Один из братьев, подойдя к сейфу, сообщил о краже денег.

– Снимите показания. Картину мы заберём как улику. Я вернусь на виллу, – Равели отдал поручения и вышел.

Пока шёл обратно, обдумывал ситуацию: «Два убийства, две картины, кража денег, записка с именем Данте. Какая связь?»

* * *

Садовник Альбизе был крепким мужчиной лет семидесяти пяти. Он со знанием дела работал над дорожкой розовых кустов.

– Вы любите своё занятие, синьор, – отсалютовал с улыбкой Лука.

– Да, молодёжь неохотно идёт в садовники, но я и один управляюсь, – повернулся к комиссару Альбизе.

– Мне необходимо вас спросить, – Равели серьёзно посмотрел на рабочего. – Не думаю, что вы знаете все секреты, но помогли бы следствию. Не заметили вчера что-то особенное?

– Всё как обычно по четвергам, синьора проводила вечер преферанса. В такие дни закрывает дом Матео, когда провожает гостей, – снимая перчатки, ответил Альбизе.

– И кто же был в гостях? – напрягся Лука.

– Как всегда: хозяйка, реставратор, антиквар и священник, – безразлично ответил Альбизе, словно говорил о ежедневной жаре.