София и Джулиано сидели в кафе возле фонтана Порчеллино11 и рассматривали скульптуру почерневшего бронзового кабана с сияющей мордой, отполированной тысячами рук. Она положила в сумку сертификат о прохождении курсов и с улыбкой произнесла:

– А я ещё не хотела ехать! Столько невероятных событий! – глаза Софии светились от счастья. – Через столько лет найти человека, связанного с мамой! Только бы он поскорее пришёл в себя!

– София, ты очень рисковала, когда затеяла свою провокацию! Не делай так больше. – Джулиано неодобрительно качал головой. – Витторио обязательно поправится! А нотариусам следует быть бдительнее и тщательно следить за тем, чтобы преступники не могли узнать о делах клиентов.

– А ведь как здорово они придумали соединить имена! – мечтательно произнесла София, больше не желая говорить о преступлениях. – Так романтично! Белова Лариса и Витторио Тамазини. БелЛаВиТа – прекрасная жизнь! Какой он молодец, что указал мамин день рождения в коде для ячейки!

Над площадью раздался мелодичный колокольный перезвон, за которым последовало пять мерных ударов.

– Пять часов! Смотри, вон мой таксист – большой поклонник Флоренции! – София показала на улыбающегося мужчину, старательно трущего пятачок кабанчику. – Сейчас попрошу его отвезти меня утром в аэропорт! – София заметила тень грусти на лице Джулиано и добавила:

– Не расстраивайся, я ведь скоро приеду снова! А на сегодня у нас есть ещё одно дело – выполнить просьбу тёти и всё-таки сделать фото возле кожевенной мастерской!

На вилле семьи Марини, спрятанной среди тенистых садов и виноградников небольшого города близ Венеции, с утра царил невообразимый переполох. Вызвало суматоху убийство, произошедшее ночью.

Зайдя в библиотеку к реставратору с утренним кофе, горничная нашла его распростёртым на ковре рядом с картиной, над которой он работал. Несчастный лежал с раной на голове.

Полицейские машины по-хозяйски парковались вокруг фонтана на парадном въезде, окружённом кипарисами и кованой оградой. Агенты метались по вилле, приводя в замешательство взволнованную прислугу. Давно в полусонном городке, живущем неторопливой жизнью, не случалось скандальных происшествий, а тут сразу насильственная смерть.

Альберто Россетти, известный искусствовед и специалист по итальянскому барокко, готовил к выставке работу неизвестного художника, принадлежавшего к школе Гвидо Рени в Болонье, – «Смерть Лукреции». В библиотеке книжные стеллажи выстроились вдоль стен. Они хранили фолианты в кожаных переплётах, каталоги аукционов, альбомы по искусству. Небольшие бронзовые бюсты философов украшали письменный стол, декорированный резными вставками. У мольберта на небольшом столике лежали кисти, баночки, палитра с ещё не высохшими красками, теснились инструменты реставратора.

Комиссар местной полиции Лука Равели, красивый смуглый мужчина сорока трёх лет, заворожённо смотрел на картину, освещённую утренним светом: девушка убивает себя кинжалом. Мужчину заново захлестнуло чувство вины за Еву; не уберёг, не защитил.

Инспектор Марко Фальконе, молодой внимательный офицер, находился рядом и внимательно наблюдал за процедурой осмотра. В зажатой руке жертвы виднелся кусочек бумаги. Марко ручкой отогнул пальцы и достал мятый клочок с одним словом – Данте.

– Что у нас? – спросил комиссар, переводя взгляд на лежащего реставратора. – Кто нашёл жертву?

– Горничная! Удар по голове бронзовой статуэткой, – сообщил эксперт, упаковывая предмет в целлофан.

– Хозяйка и горничная ждут в гостиной, – доложил Фальконе.