Что же касалось жениха... Мелисса совершенно не знала его как человека, а все их знакомство ограничилось лишь парой мимолетных встреч, последняя из которых случилась как раз таки в день помолвки. Да, он безусловно был красив, обладал манерами и бесповоротно поразил ее тетушку Вайерис, ни один день которой не обходился без сердечных молитв, направленных на скорейшее избавление от своей непутевой племянницы. Впрочем, от этого союза все оставались при своей выгоде, и сама Мелисса мечтала не оказаться в стороне.

- Тебе не кажется, что вуаль будет располагаться в волосах слишком низко? Попробуй завязать ленту чуть выше, Мила, — прервала Мелисса нескончаемый поток ненужных слов служанки, которая никак не могла провести в молчании и минуты. - Нам скоро выходить к гостям...

- Боюсь, этот дом не выдержит наплыва такого количества народа. Кажется, ваша тетушка успела созвать всех дальних родственников. Причем, насколько мне известно, многие из них живут далеко за пределами столицы, — хихикнула девушка, принявшись перевязывать часть тонких ленточек. - Бедным кухаркам придется попотеть, и это я еще молчу о горах посуды...

Родственников было много, да. И, на счастье самой тетушки, у ее покойного мужа как раз оказался в распоряжении огромный сад позади семейного имения, где уже были расставлены навесы и столы для предстоящего торжества. Однако Мелисса знала далеко не всех приглашенных. Оставшись сиротой в пять лет, она провела целых три года в приюте, и никто из них, ни по линии матери, ни по линии отца, так и не навестил ее за все это время. Лишь тетушка, под осуждающим гнетом соседей и знакомых, прознавших о бедной сиротке из приюта, решилась взять на свое попечение чужого ребенка. Как-никак, а тетушка приходилась родной сестрой матери Мелиссы. И вскоре всем своим видом показала, насколько сильно пожалела о своем решении... Будучи замужем за человеком с хорошей родословной, и имея свою собственную красавицу дочь, тетушка не упускала ни единой возможности, чтобы упрекнуть свою племянницу в тяжести сей выбранного бремени. Вся жизнь Мелиссы крутилась возле постоянных упреков о лишнем куске хлеба, лишнем отрезе ткани на платье, которое тетушка чуть ли не отрывала от сердца, сетуя на скорое разорение. И годы, проведенные в этом доме, казались девушке мучением, пусть и не таким, какое она повстречала в сиротском приюте, испытав на себе и голод, и унижения, и даже постоянные порки за малейшие проступки. В доме родственницы ее пусть и не били, но ясно дали понять, что сиротка никогда не станет частью этой семьи.

- Ну что, вы закончили? - отражаясь в зеркале, сквозь дверной проем протиснулась голова тетушки. - Моя Лавандочка уже готова идти с цветами. Мила, поторапливайся! Все должно быть идеальненько!

Женщина недовольно морщила нос, придирчиво оглядывая невесту сзади. Как и всегда, словно умытая в косметической краске, с перекошенным, алым ртом, тетя не могла расщедриться хотя бы она один, ласковый взгляд. Синее платье, сшитое пусть и по последней моде Авенкоста, сильно оттеняло серое лицо женщины, с чем не могли справиться даже яркие румяна на усохших щеках, делая ее похожей на бескровную мумию.

- Да, госпожа! - пискнула служанка, принявшись копаться в прическе Мелиссы с удвоенной силой. И, когда тетушка вновь испарилась где-то в глубинах коридора, недовольно прошептала: - Ее прекрасная Лавандочка всегда готова... Не ровен час, как и ее придется собирать к алтарю. Так и вижу, как меня гоняют из угла в угол, чтобы все было “идеальненько”!