Дальше стало совсем невыносимо: Ардантариэль читал отчёты о расходовании казны, а думал только об Эвелин; тренировался на мечах, а перед глазами стоял образ невесты. И отогнать наваждение не удавалось, словно кто-то подлил в бокал с вином приворотного зелья.

В конце концов, будущий император уличил момент, когда Эви под личиной служанки цветочничала в оранжерее (об этом он узнал из просканированных воспоминаний Тернариэля), и отважился на неформальный разговор, а именно на извинения.

Однако в планы крон-принцессы не входило общение с гадкими эльфами, поэтому Ардантариэль и в этот раз был послан далеко и надолго.

Раньше он и подумать не мог, что кто-то будет не рад его персоне. А тут какая-то человеческая девица...

За несколько дней будущий император растерял весь свой лоск, высокомерное выражение тоже слетело с его лица. Зато под глазами нарисовались тёмные круги, в делах наметился простой, а на утренних тренировках одно за другим посыпались поражения.

Принарядиться и привести свой вид в порядок Ардантариэль соизволил только по случаю бала во дворце. На этот вечер у него была запланирована очередная попытка пробить броню безразличия Эвелин.

В конце первого танца, которым открывался бал, Ардантариэль поцеловал свою невесту. То есть почти поцеловал. Она резко повернула голову, и его губы лишь слегка скользнули по её губам. Зато от взгляда Эвелин эльфийский принц чуть не превратился в ледяную статую. Она посмотрела на него с такой холодностью, что стало сразу ясно: ещё один неверный шаг – и быть войне.

– Простите, Эвелин, – вперёд мыслей прошептали его губы. – Не удержался. Вы очень красивы.

Она лишь фыркнула в ответ. Эта принцесса умудрялась даже на светских мероприятиях быть собой, а не заведённой куклой.

Ардантариэлю хотелось прикасаться к ней всё время, причём не только принятыми в светском обществе жестами, а как к любимой женщине.

Ночью, когда принцесса после затянувшегося празднества отправилась отдыхать к себе, эльф, накинув на себя полог невидимости, подкараулил её в пустом коридоре.

– Эвелин? – окликнул он.

Эви остановилась, обернулась, никого не увидела и, чтобы не повадно было скрываться от будущей императрицы, запулила в невидимку болевым шаром. Это заклинание, в отличие от фаербола, не светилось в темноте, поэтому Ардантариэль заметил его, только когда тот врезался ему в живот.

От боли принц утратил невидимость, согнулся пополам, но на ногах удержался.

– За что? – выдавил он. – А-ай...

– А по какому праву ты следишь за мной? По-моему, я ясно дала понять, что лучше ко мне не соваться!

– У-у-у... – продолжал корчиться от боли эльф. – Как это снять?

– Никак. Само пройдёт через полчаса.

– У-у-у... – протянул пострадавший и закашлялся.

– Ползи за мной, переждёшь у меня в гостиной.

До покоев крон-принцессы было всего шагов двадцать, но, во избежание сплетен, пришлось накинуть на Ардантариэля полог невидимости и полог тишины.

Принц был сиротливо пристроен на маленький жёсткий диванчик (Эвелин не особенно жаловала роскошь), а принцесса отправилась снимать неудобное платье.

К её возвращению Ардантариэль уже перестал жалобно стонать и тихонько полулежал, опираясь на неудобную и жёсткую боковину дивана.

– Вижу, тебе полегчало, – сразу заметила принцесса в длинном, до пола, халате. – Можешь отправляться восвояси.

– Я хотел с тобой поговорить.

– И до сих пор хочешь? – усмехнулась она.

– Хочу. Дело в том, что я... Что ты... – по мотнул головой, пытаясь собраться с мыслями. – Я постоянно думаю о тебе, ни на чём не могу сосредоточиться. Я влюбился в тебя. Раньше со мной никогда такого не было, и я привык обращаться с женщинами, как с низшими существами...