Вздыхаю.

- Значит, ты успел разочароваться раньше, чем она привезла тебя в дом.

Случайно опустив взгляд замечаю, как крепко он стиснул поводья коня.

- Кто виноват, что вы все западаете на блёстки и мишуру? – слова слетают с языка раньше, чем я понимаю, что говорю вслух.

- Мы все? – с любопытством и злостью переспрашивает кожнар.

Пожимаю плечами. Чего уж тут скрывать.

- Да, вы все. От кожнаров и россомах до самых утончённых мальчиков из лучших семей. Стоит вам увидеть блеск жемчужин в чьих-то волосах, и вы уже на небе. Не мы подчинили себе «сильных». Они сами подчиняются… нам.

- Ты считаешь нас дикими. Но даже мы умеем ценить красоту. И это ты ставишь мне в вину?

- Нет. Это ты ставишь в вину мне и моей сестре.

Разговор заканчивается ничем, но у меня нет настроения его продолжать.

Ненавижу мужиков, которые залипают на мишуру, а потом в своих несчастьях винят нас.

Я не люблю мишуру. Я честно говорю, кто я и чего хочу. Поэтому у Аяны и всех, кто на неё похож, всегда было преимущество передо мной.

В конце концов я люблю сестру. А он мой враг. Он попал в плен? Велика беда! Если бы не пошёл в набег на наши деревни – то и жил бы себе в своих пустошах. Никому он не сдался здесь, на Жемчужном Берегу.

Вот уже четыреста лет, как эта земля принадлежит нам. Мы не пришли бы сюда, если бы у нас был выбор. Потому что здесь холодно, сухо, и воздух такой жёсткий, что мы умираем от одного только дыхания.

И все четыре сотни лет кожнары пытаются доказать нам, что эта земля принадлежит им. А мы должны умереть – лишь бы потешить их жажду славы. Потому что мы «слабые», а они презирают слабость.

Так нечего пенять, что наша «слабость» оказывается такой опасной. Что мы подчиняемся собственным законам, а не тем, которые установили они.

- Едем домой, - жёстко говорю я, и поворачиваю коня. Посмотрим, сможет ли этот «сильный» меня догнать.

7. 7

Заяр Зайн

Парк жемчужницы на самом деле неожиданно красив. Жаль, что я вижу его в первый раз. Хотя… Что бы это могло поменять?

Усмешка невольно появляется у меня на губах и я, стараясь не привлекать к себе внимания, оглядываюсь на жемучжницу, которая едет по правую руку от меня. Запала её хватило ненадолго – с четверть часа помучила коня и замедлила ход. Пожалела меня?

Горечь становится ещё сильней.

Никогда не позволял женщинам себя жалеть.

А теперь мне не из чего выбирать. От затылка до кончиков когтей завишу от неё.

Последняя присказка, промелькнув в голове, наводит меня на мысль.

О печатях жемчужниц толком ничего неизвестно, но если хозяйка моей печати мертва – не значит ли это, что и печать должна ослабеть?

Осторожно пробую выпустить когти, - но нет. Тело тут же пронзает боль, и я от неожиданности едва не сваливаюсь с коня.

- Эй! – жемчужница уже возле меня. Тонкая рука обхватывает меня поперёк спины, другая ладонь оказывается на животе. – Ты чего?

- Ничего, - удаётся выдохнуть сквозь зубы. Выравниваюсь в седле, но жемчужница продолжает меня держать.

Особой силы в её руках нет. И как только она командовала отрядом мужчин? Если, конечно, не врёт. Ни один кожнар её бы слушаться не стал.

Госпожа думает о чём-то своём и продолжает «поддерживать меня». Только спустя минуту наконец убирает руки. А я-то уже начал привыкать… Невольно продолжаю смотреть на неё.

У Эгле, как и у Аяны, в глазах перламутр. Зрачки зелёные, как морская вода.

Воспоминание об Аяне портит удовольствие от прогулки, и я отвожу взгляд.

Надо думать не о её глазах, а о том, как заставить её снять печать. Уговорами, угрозами, шантажом?

Я пообещал, что не причиню ей вреда. Клятва связывает меня по рукам и ногам… Но я сам виноват. Поддался страху – и вот результат.