– Конечно, – фыркнула Эллада. – Я – исключительная.

И ушла.

– Люблю её, – сказал Дион. – Женюсь на ней. Точно, женюсь.

С этими словами он взял волосок Кометы и бросил его в стакан. Зашептал что-то, трясясь и закатывая глаза, как припадочный. Волос растворился, водка приняла бледно-розовый оттенок.

Хихикнув, Дион схватил стакан. Розоватая жижа выплеснулась в лужёную глотку старика.

Донышко стакана ударило по столешнице. Дион, запрокинув голову и, зажмурившись, улыбнулся. Выражение его лица сделалось блаженным, будто он отведал прекраснейшего вина.

– Я на сто процентов уверен, – шевельнулись его губы.

– Очень за тебя рад. В чём именно?

Дион резко опустил голову и уставился на меня налитыми кровью глазами.

– Ничего, – прохрипел он. – Общих родственников у этих двоих – только Адам и Ева.

Мелиссен заметил их ещё когда они были на улице. Стайка пацанов, на вид несовершеннолетних. Явно поддатые. Одежда и причёски оставляли желать лучшего. Войти в этот клуб им не светило в любом случае, и до последнего он надеялся, что ребят пронесёт мимо.

Не пронесло.

Первый, в расстёгнутой дублёнке, которую донашивал, наверное, за отцом, вскочил на крыльцо. Допил залпом пиво и разбил бутылку о стену. Взревел дурным голосом под аккомпанемент хохота дружков.

«Чё, погнали, затусим», – услышал Мелиссен.

За спиной была дверь, сдавать которую нельзя. Впереди – выход наружу. Пальцами правой руки Мелиссен мял сигарету – планировал выйти покурить. Не срослось…

Открылась дверь, и холодный ветер ворвался внутрь вместе с галдящими малолетками.

Тот, что в дублёнке, перестал смеяться и, сделав зверскую рожу, встал напротив Мелиссена.

– Чё, братишка, мы зайдём тусануть?

– Сегодня частная вечеринка, ребята, – сказал Мелиссен спокойно.

Это был предпочтительный ответ. Не оскорблять, не унижать. Минимизировать возможность конфликта.

– Ты чё лечишь-то? У меня там братуха сидит, меня ждёт! Я ему только что звонил.

Врёт. А даже если бы и не врал, это ничего не меняет. Пропусти он этих ребят, и с работой можно будет попрощаться. Даже если они не станут создавать проблемы сразу, как зайдут – хотя они станут. Лишь только их увидит кто-то из персонала или из администрации, или из тех охранников, что дежурят внутри, их вышвырнут. И Мелиссена вместе с ними.

– Чё ты быкуешь? – подключился парень, что встал слева от главного. – С тобой пацан нормально разговаривает.

– Я могу и по-другому разговаривать, – подхватил «пацан». – Ты чё, думаешь, ты герой, что ли, а? А?! Герой, сука?!

Главный гавкал, напирая, но рук пока не распускал.

– Сегодня. Частная. Вечеринка, – повторил Мелиссен. – Вы не…

И тут парень справа смачно харкнул ему в лицо.

Откуда-то из глубины поднялась волна чёрно-красного гнева. Когда она поднималась, противостоять ей было невозможно. Мелькнула и утонула в этой волне мысль, что его не просто уволят – его посадят. Потому что у четвёрки пьяных малолеток не было ни единого шанса.

Мелиссен бросился в атаку, как гепард. Малолетки гогоча рванулись к выходу, но одного – того, что плевался – ему удалось схватить. Щуплый, в тонкой куртке из кожзама, он казался невесомым. Взвизгнул, когда Мелиссен поднял его, схватив за шиворот и за пояс джинсов.

Он швырнул парня в дверь, которая как раз успела закрыться. Парень громко долбанулся черепом в металлическую поперечину и застонал, рухнув на пол. На белой краске, покрывавшей металл, осталась кровь.

Хорошо, что остальные сбежали. По крайней мере, он убьёт лишь одного, а не четверых. Впрочем… Так ли уж велика разница? Сколько бы ему ни дали, на волю он уже точно не выйдет. Не с его характером.