- Это моя визитка. Буду рад повидаться с тобой ещё раз. Иришка… - развернувшись на каблуках, он уходит, насвистывая какой-то мотив.
Нет, не какой-то. «Когда уйдём со школьного двора… Под звуки нестареющего вальса… Учитель нас проводит до угла…»
Подъездная дверь гулко хлопает. Белый прямоугольник в моём ведре плавает, кружась, словно маленький плот. «Генеральный директор…», невольно лезут в глаза золотые буквы на белом фоне. Я зачерпываю воду и топлю бумажонку.
Потом долго умываюсь в подсобке. Потом драю как проклятая этот проклятый подъезд. Физическая работа немного успокаивает меня. Я мою и мою эти бесконечные ступеньки. Один подъезд, другой, третий.
Люди идут мимо, не замечая меня. Ну правильно, кто же обращает внимание на уборщиц? Разве что Улдис. Как он меня узнал? Мне кажется, от меня прежней почти ничего не осталось. Мне кажется, мои глаза потухли, а волосы потускнели. Моя кожа больше не светится, словно драгоценный фарфор.
Конечно, мне уже давно не восемнадцать лет. Я не могу покупать дорогие хорошие средства для ухода за кожей, которые продаются в этих новых красивых магазинах. Я могу только смотреть на них. Всего одна баночка элитного французского крема стоит как несколько моих зарплат.
Да что там крем. Прошли времена, когда мы могли позволить себе кушать всё, что хотим. Теперь полноценно питается у нас только Артёмка. Но я рада и этому. Главное это Артёмка. А я… А моя красота… Для Саша я всё равно красивее всех. Он помешан на мне, Саша. Да и сам он выглядит не лучшим образом. Бедность ещё никого никогда не красила.
Мне кажется, что все мы словно попали в тёмный мутный поток, который несёт и несёт нас куда-то. И из которого не спастись, не выбраться…
38. глава 38
Ира.
Наконец мой жуткий. Ужасный. Унизительный до предела рабочий день окончен. Наконец. Я складываю в подсобку орудия своего труда, снимаю с себя кошмарный тёмно-синий халат уборщицы, попутно удивившись в который раз, как же умудрился узнать меня Улдис, и, тяжело ступая, направляюсь наконец домой.
Я устала. Просто предельно устала. Это плохая усталость, очень. Вовсе не такая, когда идёшь, не чуя под собой ног, с занятий балетом или современными танцами. Или медленно, с удовольствием возвращаешься домой из бассейна…
Нет. Моё состояние сейчас совсем другое. Настолько кошмарное, что я даже применяю известный психологический приём. Я представляю себе, что это не я бреду тяжёлым некрасивым шагом домой, где лежит больной, сорвавший спину папа, и где изощряется, чем бы накормить Артёмку, невесёлая мама.
Нет, это вовсе не я. Это другая уставшая женщина с посеревшим лицом. А я, красавица Ирочка, самая красивая девочка во всём прекрасном городе Рига, я… Я просто смотрю сверху на уставшую, сгорбившуюся от тяжёлого труда женщину… У которой катятся, катятся по щекам слёзы.
Нет, не помогает мне известный психологический приём, нисколько не помогает. Снова и снова я вспоминаю Улдиса. Он… Он всё-таки изнасиловал меня. Морально. И мысль о том, что это всего лишь месть когда-то отвергнутого мною мужчины, не утешает меня.
Я всё равно чувствую себя использованной. Униженной. Изнасилованной в том самом ссаном подъезде. Изнасилованной не только Улдисом, но и этой работой, которую я стыжусь, которую я ненавижу.
Сквозь пелену слёз я не различаю лиц людей, идущих мимо. Но высокую статную фигуру седовласого мужчины с добрым лицом мой взгляд выхватывает сразу. Это же он! Это он, тот самый знаменитый на всю Ригу математик из латышской школы, когда-то подаривший мне жутко дефицитный задачник Сканави! Это он! Петерис! Слёзы высыхают, и я снова чувствую себя девочкой, с благоговением слушающей знаменитого учителя.