Арсам, заметив, что Дарий не в восторге от того, что стал военачальником над тифтаями, как-то сказал:

– В стародавние времена персидские цари не брезговали сами собирать сухой коровий помет, чтобы разжечь огонь в очаге. Корова и пламя костра сотворены Ахурамаздой, разве может быть нечистым творение бога? Первый человек тоже был творением Ахурамазды. Уксиев или коссеев можно презирать за дикие нравы, но не тех из них, кто служит Справедливости, преследуя негодяев, позабывших всякую совесть. Тифтаи – это сухой коровий помет. А Справедливость – это огонь, которому они служат.

– Дед, тебе бы жрецом быть, – улыбнулся Дарий, – царем в царстве праведников.

– Царство праведников будет на земле, когда ниспосланный добрыми богами Саошьянт[47] поведет все народы на последнюю решительную битву с силами зла, – промолвил Арсам, глядя на внука голубыми проницательными глазами. – Это случится не скоро, ибо как гниющий труп полон червей и смрада, так и существующий мир испоганен семенами порока. Творя суд над ворами и насильниками, мы тем самым боремся с самим Ангро-Манью, который завлекает всех заблудших в свои черные сети. Только ежедневным служением Справедливости, все вместе и каждый в отдельности, мы приближаем эру Визаришн.[48] Помни об этом всегда, Дарий.

Вахьяздата был на четыре года старше Дария, но далеко уступал ему знатностью. Никто из предков Вахьяздаты не занимал высоких должностей в государстве, тем более не состоял в царской свите. Взлет молодого и честолюбивого Вахьяздаты, который до назначения гаушакой был простым сотником в войске, необычайно прославил его в родном городе Тарава, что находился в Кармании. Среди помощников Вахьяздаты было немало его земляков, которые постоянно досаждали своими просьбами.

Персидская знать в Пасаргадах считала Вахьяздату выскочкой и относилась к нему настороженно. В поведении молодого гаушаки было немало вызывающего. Вахьяздата не носил бороду и не завивал волосы, что было неслыханно для перса. Он не признавал мидийскую одежду, полагая, что она более годится для женщин, нежели для мужчин. Персидскую одежду он тоже не надевал, предпочитая одеяние скифов как более удобное для верховой езды. В обществе высоких вельмож Вахьяздата позволял себе громко и ни к месту смеяться, ковырять в носу и чихать, не прикрывая рот ладонью. Шутить пристойно он не умел, долгих речей не выносил, как не выносил изысканные кушанья.

Вахьяздата не умел ни кланяться, ни угодливо поддакивать, ни поддержать непринужденную беседу. Он был груб и неотесан. И хотя имя его означало «созданный наилучшими богами», в манерах у него было столько отталкивающего, что несоответствие этого человека своему имени подмечалось сразу и всеми, кто его узнавал близко.

Вахьяздата был коротконог, зато широк в плечах. Его руки обладали неимоверной силой. Он любил давать волю кулакам и в драках неизменно брал верх. Выросший в военном стане, Вахьяздата умел обращаться с любым оружием и был жесток, видя в этом проявление мужественности. Его умственная недалекость не мешала ему находить верный выход в опасных ситуациях, что вызывало уважение со стороны подчиненных. Вахьяздата был не корыстолюбив и не падок на женщин. Впрочем, женщины, даже незнатные, слыша грубоватую речь и видя угреватое лицо с коротким, чуть приплюснутым носом и выгоревшими на солнце бровями, сторонились Вахьяздату. Обычно он путался с непритязательными обозными потаскухами.

Поскольку Бардия грезил о временах, когда цари племен окружат себя непревзойденными наездниками и силачами, поддерживая суровое родовое братство, Вахьяздата и приглянулся ему своей непосредственной простотой и выносливостью. К тому же он был по-собачьи предан, в чем Бардия имел возможность убедиться.