Гистасп взял акинак из рук сына и попробовал его остроту большим пальцем.

– Ого! Таким клинком можно снести голову одним махом! Похвально, сын мой, что ты сам ухаживаешь за своим оружием, не доверяя это дело слугам. Лучший друг – верный, лучший кинжал – острый.

Гистасп присел на скамью и жестом пригласил сына сесть рядом.

Перед всяким важным разговором Гистасп непременно выдерживал долгую паузу, словно приводя в порядок мысли перед их изложением.

Наконец он заговорил:

– Завтра я отправляюсь в Экбатаны, чтобы услышать повеления из царственных уст Бардии. Ты поедешь со мной, Дарий. Я хочу представить тебя царю в надежде, что Бардия пожелает зачислить тебя в свои телохранители. Будь готов, выступаем очень рано.

– А дед поедет с нами?

– Конечно. Твой дед, как Ахеменид,[10] просто обязан находиться близ царского трона в столь важный день. Бардия не обойдет милостями никого из Ахеменидов.

– Я слышал из уст деда нелицеприятные отзывы о Бардии, – смущенно пробормотал Дарий. – Он называет Бардию самозванцем и виновником смерти Камбиза.

– Я только что беседовал с отцом по этому поводу и сумел убедить его, что Бардия не запятнал себя кровью брата, – сказал Гистасп, уверенным движением вгоняя сыновний акинак в позолоченные ножны. – Камбиз сам виноват в своей смерти, упав спьяну с лошади и свернув себе шею. Что ты глядишь на меня такими изумленными глазами, Дарий? Ты же был телохранителем Камбиза и знаешь все не хуже моего.

Дарий опустил глаза.

– Это неправда, отец, – негромко промолвил он. – Камбиз не падал с лошади. Его убили.

– Что?! – Гистасп переменился в лице. – Откуда тебе это известно?

– Я заходил к бальзамировщикам-египтянам в тот момент, когда они сняли с мертвого Камбиза одежды, собираясь извлечь из тела внутренности перед погружением его в щелочной раствор, – так же тихо продолжил Дарий. – На теле Камбиза были видны раны от копья и кинжала. Копьем его ударили сзади, на спине была рана глубокая, но не смертельная. Добивали кинжалом, ударами в живот и сердце. Каждый из этих ударов был смертельным. Поэтому непонятно, зачем Камбиза еще душили, ибо он и без этого был уже трижды мертвец.

– А что, были следы удушения? – поинтересовался Гистасп.

– Да, – кивнул Дарий, – и очень заметные. Бальзамировщики сказали мне, что, скорее всего, петлю на шею царю набросили, чтобы он не смог позвать на помощь. Ведь убийство было совершено под носом у царской стражи.

– Значит, по-твоему, сын мой, Камбиза убили его приближенные. Так?

– Да, отец. Я уверен.

– Кто же именно, по-твоему, мог отважиться на это?

– Не могу сказать точно, отец. Однако убежден, что тут не обошлось без Прексаспа. Только Прексасп имел доступ к царю в любое время дня и ночи.

– Так-так, – хмуро произнес Гистасп.

– Ныне Прексасп – самый доверенный человек у Бардии, это наводит на размышления, отец.

– Вот что, сын мой. – Гистасп решительно взял Дария за руку. – Обещай мне не делиться сказанным теперь больше ни с одним человеком, даже со Статирой. И уж тем более с дедом.

Статира была женой Дария.

Дарий поклялся Митрой и всеми богами-язата[11] хранить молчание. Он понимал, что знает опасную тайну. Тех египтян-бальзамировщиков убили, когда они управились с телом Камбиза и уложили мумию царя в тяжелый саркофаг. Было убито и несколько царских евнухов, которые либо что-то видели, либо о чем-то догадывались. Кто стоял за всеми этими смертями? Это была другая тайна, не менее опасная.

– В Экбатаны ты, пожалуй, не поедешь, сын мой, – решил Гистасп со вздохом сожаления. – Пока тебе лучше оставаться подальше от царского трона. Почему ты раньше не рассказал мне обо всем?