Хотя Илай до сих пор не понимал, как можно поставить печать на что-то скрытое, настолько интимное, отрицающее всё мужское. Очевидно, чтобы это понять, нужно освоить все существующие техники, а потом чокнуться, в конец свихнуться, стать самым большим психом на свете.

- Но ты… ты ведь не видел этого, - прошептала Дева, отводя взгляд в сторону. - Ты не можешь быть в этом уверен.

- Да, не видел. Но год спустя я увидел Датэ, а теперь смотрю на тебя, так что я абсолютно уверен, – выдал со злостью Илай, услышав в ответ совершенно обескураживающее:

- Я рада.

- Ты… Что?

- Мне нужно было точно знать, что он не тронул Чили.

- Это ещё что за… - Он осёкся. – Почему? Разве это важно теперь?..

Она подняла лицо, устремив взгляд за его спину, туда, где стояла статуя Девы.

- Ты не понимаешь. Я была испорченной всегда. Я пришла в их мир осквернённой. Тогда как Чили была истиной Девой. Лучшей из нас. - Ага, просто святой, которой необходима была такая же святая смерть, он понял. – Ей все завидовали. Она могла бы выбрать любую, но выбрала меня. И только теперь я смогла достойно её утешить. – Она прижала руки к груди, словно там невыносимо жгло. - Хорошо, что ты уверен.

Илай и не представлял, что можно так безумно ревновать к мёртвой женщине. Свои собственные слёзы, унижение и боль, Дева называла «достойным её утешением»?

- Ты так беспечна только потому, что не помнишь, что именно Датэ с тобой сделал, - проворчал Илай. – Радуйся, конечно, что твоя крошка-Чили легко отделалась, в отличие от тебя. Для неё всё закончилось давным-давно, а для тебя не закончится никогда, особенно если ты и дальше будешь страдать ерундой вместе с Дитя. Или почему, думаешь, Датэ поставил печать на сердце, а не на тело?

Её взгляд изменился, из него пропала всякая мечтательность. Думая о своей подружке, она становилась похожей на сироп - такая податливая и сладкая. Когда же речь заходила о Датэ, её взгляд метал молнии почти буквально.

- С тела печать можно срезать, - ответила она. – Его мечом, например.

- Моим мечом. – Её решительность не стоило недооценивать, поэтому Илай добавил: - Держись от него подальше.

- О, не переживай. Я не стану убивать себя, тем более твоим мечом. В конце концов, печать может снять тот, кто её поставил.

- От него ты должна держаться ещё дальше, чем от меча! – Илай выругался. – О каком ещё зверстве тебе нужно узнать, чтобы понять, что встреча с Датэ – плохая идея? Вчера ты узнала о том, что он перебил всю твою семью. Сегодня о том, что изнасиловал тебя. Этого мало? Тогда как насчёт этого: закончив с тобой, он искупался в крови твоих сестёр.

Судя по взгляду, этим он лишь сильнее её вдохновил. Даже Датэ не ждал так их встречи, как она теперь. Смотреть на неё, голую и думающую об этом ублюдке, было невыносимо. Илай ревновал, хотя ревновать к врагу – это ещё хуже, чем к мёртвой женщине.

- Поэтому он может пользоваться нашими техниками? – догадалась Дева. - Насилие, убийство, кровавые ванны… Получается, у всего этого была цель - ещё более преступная, чем все эти преступления сами по себе.

- Да, ему нет прощения, но…

- Я убью его.

- Насчёт этого тебе точно не стоит…

- Я выколю ему глаза и отрежу язык, оскверняющие наши техники, - перебила она. - А потом я скормлю его мифям. Его убьёт животное, не человек. Он перешёл грань человеческого уже давно, это подходящая для него смерть.

- Не выйдет, мифи вымерли. – Илай не стал вдаваться в подробности касательно того, что из одной такой Датэ сделал себе чёрную мантию, а из других – белые ковры.