Он смотрел мне прямо в глаза, спокойно, не опровергая это и не подтверждая.

- Ты так хочешь убить меня?

А?

Я посмотрела на свои руки. Они всё ещё были на его голове, не на шее, а даже если и так – моих сил не хватило бы, чтобы его задушить. Я не сразу поняла, что он имеет в виду мои слёзы.

Он тоже верил в то, что Девы показывают их только тем, кого собираются убить?

- Я просто плачу.

- Не плачь. – Он подался вперёд, повторяя шёпотом: – Не плачь…

Я оттолкнула его и отпрянула сама.

- Не смей! Можешь лапать мою грудь, но не вздумай дотрагиваться до моих слёз!

Растерянность в его взгляде сменилась злостью. Мои слова прозвучали для него так, будто я предпочитала насилие утешению. И я почему-то решила его в этом разубедить.

- Дело не в тебе. Таков наш закон. Моя единая погибла, никому не позволено утешать меня больше.

- Единая? – повторил Старец, и мои слёзы превратились в бесконечный поток, как и должно быть, но мне впервые захотелось его остановить, стереть, закрыть руками, спрятать. Плакать перед ним казалось даже хуже, чем быть просто раздетой.

- Ты всё равно не поймёшь.

- Конечно, куда мне, я же просто тупой мужчина, который никогда никого не терял.

- Не утешай меня!

- Это не утешение, а сарказм. Мужчины тоже страдают не меньше Дев, когда теряют своих женщин.

- Прежде чем найдут себе другую!

- Ну, кто-то так же как и вы распускает сопли, жалуется и впадает в крайности.

- Заткнись! Ты делаешь только хуже! Тебя бы никто не взял своей единой!

Он улыбнулся – слабо, но с безусловным чувством собственного превосходства.

- Я могу утешать иначе.

- Вот и радуйся. Тебе это понадобится, когда тебя приговорят к казни.

- Я не умру раньше Датэ, - заявил он спокойно, но твёрдо, будто решил это давным-давно, и его никто не смог в этом переубедить все эти десять лет, хотя пытались, и это были люди посильнее меня.

- Раньше? Нет, - согласилась я. – Вас должны казнить одновременно, как сообщников, коими вы и являетесь.

Вместо разъярённого крика Старец лишь утомлённо вздохнул.

- Хватит. Прекращай повторять это снова и снова. Ты только что сама сказала, что не помнишь вторжение Датэ. Как ты можешь нас сравнивать?

- Как я попала к тебе, я тоже не помню. И ты ещё пытаешься убедить меня в том, что за десять лет не сделал того, что сделал Датэ за день?

Он отвернулся, и мне пришлось снова держать его голову, заставляя смотреть в глаза. Наклонившись над ним, я собрала его волосы в кулак на затылке, стараясь быть жестокой настолько, насколько требовал этот допрос. Но мои руки не умели причинять боль, поэтому этот жест вызвал у мужчины не протест, а удивление. Удивление такое же сильное, как и у меня: его волосы были мягкими, полная противоположность колючести на лице. Сжав в пальцах пряди, я вспомнила, как прикасалась к другому зверю, чей мех был нежен, а когти - острее ножа. Абсолютный король среди хищников. Безумцы-охотники, что осмеливались сунуться на его территорию, сами становились добычей. Но если вдруг кому-то везло настолько, что он приносил трофей, ему и его семье был обеспечен вековой почёт. Из шкуры мифи делали императорские мантии, хотя это была просто жалкая пародия на власть. Ведь настоящую власть над ними могла получить только Дева.

Я смотрела в глаза этого зверя. И я подчинила его. И он носил на спине, а когда я засыпала, измученная, он забывал о собственных нуждах, храня мой покой.

- Продолжай, - нетерпеливо выдохнул мужчина, явно говоря не о допросе. Как будто тут могло продолжаться что-то ещё.

- Говоря, что не тронул, что ты имеешь в виду? – Меня было едва слышно. – Ведь ты тронул меня всеми возможными способами, кроме одного – того самого, которым не гнушался Датэ. Поэтому ты упорно повторяешь, что ты лучше него?