— Он… Это…

Это правда.

— Ты не можешь нести ответственность за судьбы других, Амели.

— Я не говорила…

— Не говорила, но ты так думаешь. Твою сестру должна была защитить мать, а не ты. Твоя бабушка умерла из-за проблем со здоровьем, а не по причине твоего скорого отъезда в другой город. И псих с пистолетом устроил стрельбу не из-за твоих планов расстаться с парнем. Прекрати винить себя в том, на что никак не могла повлиять.

Я поджала губы, борясь с желанием возразить.

Я могла быть более настойчивой в разговоре с матерью. Или пойти в полицию.

Я могла уделить бабушке больше внимания и вовремя заметить, что с ней что-то не так.

Я могла предложить Димке поговорить, прогуляв с ним пару, и таким образом вывести его из-под удара.

Лукашин приобнял меня за плечи, заставив снова откинуться назад.

— В любом случае, — заговорил он, когда моя голова вновь оказалась на его предплечье, — сейчас ты не одна. Я… Мы с отцом поможем вам.

Я усмехнулась.

— Твой отец не в восторге от этой идеи. Зря мы…

— Посмотри на меня. — Я послушно повернула голову. — Его, как нормального родителя, беспокоит мое участие во всем этом. Но он поможет. Обещаю.

Я кивнула. И не стала отворачиваться, продолжая смотреть Лукашину в глаза и думая совсем не о том, что мы сейчас обсуждали.

Возможно, алкоголь, наконец, начал на меня действовать, потому что в здравом уме я бы не озвучила то, что теперь крутилось в моих мыслях.

— Говорят… — Я на миг прикрыла глаза, щеки обдало жаром. — Говорят, когда человек смотрит на то, что ему нравится, зрачки расширяются.

— Да, я слышал что-то такое, — тихо произнес Никита.

— Твои расширены.

Лукашин чуть улыбнулся и обвел гостиную свободной рукой.

— Здесь темно.

— Думаешь, дело в этом?

— Думаешь, нет?

Я в смятении облизнула губы, и взгляд Никиты прикипел к ним, став ещё темнее. Мне вдруг захотелось поднять руку и провести кончиками пальцев по его щеке. Их даже закололо от фантомного ощущения этого прикосновения.

— Камин, — шепнула я, не переставая тонуть в своих эмоциях и темном омуте его глаз.

— Камин? — переспросил Ник, на пару миллиметров подавшись навстречу мне.

— Твое лицо… и твои глаза… освещает пламя камина.

Угольно-черные зрачки с янтарной каймой словно вспыхнули. Жар, лизавший мои щеки, усилился. Сознание плыло, вычеркнув из памяти события прошлых дней, этого вечера и даже последних часов. Осталась лишь потребность в тепле, живительную силу которого я жаждала испытать сейчас больше всего. В тепле, которое, как я знала, были способны подарить губы чертового Лукашина.

Он как-то грустно улыбнулся и убрал с моего лица непослушный локон.

— Пора спать, Амели, — шепнув это, Никита на жалкую долю секунды коснулся большим пальцем уголка моей нижней губы, пропустив ток по застывшему в ожидании телу. Но прежде, чем я смогла осознать свои ощущения, Лукашин убрал руку и отодвинулся.

— Спокойной ночи, — хрипло сказала я, отдала ему бокал и встала, как мне показалось, слишком порывисто. Как человек, который торопится сбежать до того, как совершит непоправимую ошибку.

— Спокойной ночи, — эхом откликнулся Ник. А когда моя нога оказалась на первой ступеньке лестницы, добавил: — Твои тоже.

4. Глава 4. Никита

— Твои тоже, — негромко произнес я, уронив голову на спинку дивана, и закрыл глаза.

Чтобы не видеть поднимающуюся по лестнице Амели. Чтобы попытаться обмануть себя тем, что зрачки у нее расширились из-за коньяка. Чтобы придумать миллион причин, почему мне показалось.

Темнота.

Слишком крепкий напиток для нее.

И, как оказалось, недостаточно крепкий для меня.