Как и в остальных комнатах этой квартиры, в гостиной было по-домашнему уютно. Стены, выкрашенные в дымный зеленый, и обилие деревянной мебели навевали мысли о загородном доме или коттедже. Пахло свежестью и чем-то хвойным, по всем поверхностям плясали блики от пламени электрического камина, который сейчас выступал в качестве единственного источника света.

Не хватало только шума дождя или снежной бури за окном.

— Принести тебе воды? — проявил любезность Никита.

— А ты что пьешь?

— Коньяк, — со смешком ответил он и тут же уточнил: — Чистый.

— Давай.

— У меня только один бокал.

— Ну и что?

Я повернула голову и застыла, столкнувшись с плескавшимся в карих глазах любопытством. Ник прищурился, слегка качнул головой, словно наш зрительный контакт зацепил и его, а затем потянулся к стоявшему на журнальном столике бокалу. Протянул его мне.

В бокале коньяка было на дне, и я выпила эту порцию залпом, чуть поморщившись от крепости алкоголя. Ник тут же долил еще, лишь немного больше, чем было до этого. Вернув бутылку на стол, он положил рядом свой телефон, повернулся ко мне и положил руку на спинку дивана, кончиками пальцев цепляя мое плечо. Я чуть подвинулась, разместив голову на его предплечье.

— Не спится? — спросил Никита.

Я неопределенно пожала плечами, делая осторожный глоток из бокала. Левую щеку покалывало, словно у взгляда Лукашина была способность оставлять после себя физический, ощущаемый кожей след. Однако я не спешила смотреть ему в глаза, предпочитая рассматривать гостиную.

— Как Сима? — предпринял новую попытку разговорить меня Никита.

— Завернулась в одеяло и спит. Она со всем этим справляется определенно лучше меня. — Тихий смешок все-таки заставил меня чуть повернуться. — Что?

— Вы обе достойно держитесь.

— Напомнить, как ты отскребал меня от асфальта? — Почему-то я не чувствовала стыда, вспоминая свою истерику и то, что Лукашин видел меня в таком состоянии. Кажется, образ сильной девочки, который я выстраивала перед ним с момента нашего знакомства, давно превратился в труху.

— Несмотря на страх и шок, ты быстро взяла себя в руки и вспомнила про сестру.

— В этот раз.

— В каком смысле? — нахмурился Лукашин. Он забрал у меня бокал и выпил остатки коньяка, но не спешил снова тянуться к бутылке.

— В самом прямом. В этот раз я про нее вспомнила. Отчасти потому… Ты был со мной. То есть… — Я смутилась. — Я была не одна. Но почти два года назад я бросилась из дома прочь, даже не задумавшись о том, что с ней будет.

— Прекрати. — Кончики пальцев мазнули по моему плечу, зацепив ворот джемпера и ошпарив кожу шеи мимолетным контактом, от которого в груди что-то дрогнуло. — Ты сама говорила, что он… проявлял интерес только к тебе. Ты не могла знать…

— Но я знала! — Голос дрогнул. Выпрямившись, я потянулась к бутылке и сама наполнила бокал почти наполовину. Забрала его, сделала глоток. — Потому и мучилась в последствии от кошмаров. Потому в глубине души и радовалась тому, что она не хочет со мной общаться, ведь тогда не придется смотреть сестре в глаза и признаваться самой себе, что я ее бросила. Каждый раз… — Я посмотрела ему в глаза. — Каждый раз, когда я бросаю человека, с ним что-то происходит. Сима… Бабушка… Димка…

— А Авдеев тут причем? — Лукашин как-то раздраженно фыркнул. Отобрал у меня коньяк, сделал глоток и вернул бокал, продолжив: — Хочешь сказать, что Лаптев съехал с катушек из-за тебя? Поэтому ты изменила свое решение?

— Решение?

— Дымыч понял, что ты хотела расстаться, — припечатал меня Никита неожиданной правдой. — Но потом сделала вид, будто ничего не случилось.