— Потерпи.

— Кхм, — кашлянул я, улыбаясь, как последний дурак, прозвучавшей «Лельке». Отошёл на пару шагов назад и вновь вернулся, уже топая. А затем постучался и спросил: — Я могу войти?

— Да! — не скрывая радости, ответила Сима. А когда я вошёл в комнату, подцепила старшую сестру: — Я же говорила, что не спят?

— Не спят, — произнес я, посмотрев на Серафиму. — И думают о голодающих, которые могут смело идти на кухню, где их встретит и накормит Галина Павловна. Я попросил оладьи, но Галь Пална с удовольствием приготовит кашу.

— Фу, — скривилась девчонка и закатила глаза на попытку Амели осадить ее «наглость». — Сама ешь свою кашу.

— Сима! — строго произнесла Резкая и растерялась, когда я вклинился в эти разборки.

— По лестнице вниз и налево. Галь Пална будет только рада побаловать кого-нибудь своей стряпней. Вперёд, а я пока кое-что обсужу с Лелькой.

— Лукашин! — тут же взвинтилась Амели.

— Резкая, вы в гостях. Расслабься.

Пропустив повеселевшую Серафиму в коридор, я на всякий случай повторил, куда ей идти, и выждал минуту, чтобы передать Амели разговор с отцом.

— Как видишь, батя хочет и собирается вам помочь. От нас требуется убедить Симу.

— Никита, — нервно рассмеялась Амели.

— Резкая, если не хочешь поговорить с сестрой, это сделаю я.

— О чем? — спросила она и раньше, чем я произнесу хоть слово, огорошила меня: — О том, как Сима собралась идти в полицию?

— Подожди. Я правильно понял? — решил уточнить. — Сима сама хочет написать заявление?

— И хочет, и напишет, — подтвердила Резкая. После чего потупилась и на грани слышимости добавила: — Она смелее меня.

— Сколько ещё ты собралась себя обвинять? — рявкнул я и сразу же осек себя, сбавляя тон и обороты: — Кому станет легче от того, что ты себя постоянно гнобишь? Тебе? Симе? Кому, Ле…

Все время, пока я выговаривал это Резкой, мы смотрели друг другу в глаза. Но я оборвал себя, чтобы растянуть этот взгляд до максимума. Ведь в нем мелькнуло что-то, чего я не видел раньше.

Не злость, не раздражение, не глухая стена, за которой Амели прятала свои эмоции.

Что-то другое.

Похожее на проблеск доверия.

А если и доверие, то чем я его заслужил?

— Извини, — прошептал я, разрывая зрительный контакт, а за ним и дистанцию. — Я не хотел на тебя наезжать. Иди завтракать.

Мне хотелось верить, что Амели уговорит Серафиму написать заявление, если девчонка внезапно передумает и пойдет в отказ. Однако, чего я точно не ждал, когда спустился на кухню, приняв душ, — улыбки на лице отца и его просьбы:

— Никит, закажешь нам с Амели билеты до Краснодара? Ей — туда и обратно, а мне на вечерний в Москву.

— Получилось?

Я не представлял, как можно было составить и написать заявление, если меня не было минут двадцать. Но увидев пару листов, исписанных мелким почерком, все же переспросил, а затем кивнул:

— Сейчас сделаю. И я лечу с вами, пап.

— Зачем? — удивился он. — Твое присутствие не требуется и может вызвать проблемы.

— Я. Лечу. С вами, — упрямо повторил я. — Подожду во дворе или в машине, чтобы не было проблем. Но мы летим втроём.

— Кхм… — кашлянул папа и скосил взглядом в сторону спорящей с Миланой Серафимы. — Может, ты покажешь девочке город?

— Папа. Не обсуждается.

— Сёма, ну что вы, как дети? Если Никита хочет лететь, значит, он считает это необходимым и полетит, — встала на мою сторону Милана. — Не доводи до абсурда и уступи. Я спокойно покажу Симе все, что она захочет. Тем более, мне будет с кем прогуляться по магазинам.

— Мила…

— Семён, не спорь со мной! — отрубила возможные пререкания Милана, но мы с отцом переглянулись после ее замечания: — Кто говорил, что желания беременных закон?