— И все равно вы меня любите.

— Иди уже, дитё. Как тебя не любить-то?

Шутливая перепалка с Галиной Павловной окончательно выкинула мысли о разговоре с Дымычем, и я направился в ванную. Правда, выбрал ту, что располагалась на первом этаже. Чтобы не топтаться под дверями своей комнаты и не разбудить спящих в ней Серафиму и Амели.

Щёлк.

Я замер, так и не дойдя до ванной. Раньше, чем осознал зачем, развернулся и пошел в кабинет отца. Где увидел его за столом, задумчиво смотрящим в экран ноутбука.

Переполненная пепельница.

Ворох бумаг.

И раскрытая записная книжка.

— Бать, ты не ложился? — спросил я, войдя и прикрывая за собой дверь.

— Потом, — отмахнулся он и, выудив сигарету из пачки, толкнул ее ко мне. — Присядь. Пока покуришь, я закончу.

Я опустился в кресло, поймав себя на том, что дышу через раз, а сердце, наоборот, зачастило, разгоняясь. И замерло после негромкой фразы отца:

— У нас есть одна проблема, сын.

— Ты не сможешь помочь?

— Я не могу гарантировать, что решу вопрос, если Серафима откажется написать заявление о домогательствах, — прямо ответил папа. Несколько раз щёлкнув мышкой, он закрыл ноутбук и помассировал виски. — Понимаешь в чем загвоздка, сын. Я не хочу давать ход делу с позиции судебного процесса. Девочкам ни к чему эти допросы и, сам понимаешь, лишняя огласка может им навредить.

— И что тогда? — спросил я, не понимая, куда клонит отец.

— Ты мне вчера подкинул одну идею, — хмыкнул он. — Грязный метод, но в нашем случае он может сработать. И, что самое главное, не привлечет к девочкам ненужного внимания.

— Бать, а можно прямо?

— Старый добрый шантаж, Никит, — устало улыбнулся папа. Затянулся сигаретой и выпустил дым в потолок. — Если у меня будет заявление Серафимы на руках, я выкручу руки ее родителям. Сразу же обозначу, что обращаться в органы опеки и подавать на лишение прав — долго и муторно. Во-первых, родительских прав, если и лишат, то только отца. Мать не смогут.

— Но она… — прорычал я и осекся, увидев поднятую ладонь.

— Никит, любой мало-мальски грамотный юрист в два счета вывернет ситуацию так, что любящая мать ничего не знала. Стоит объяснять, чем все это обернется?

— Нет.

— Тогда переходим ко второму фактору. Суд и доказательная база. — Взяв паузу, отец докурил сигарету и вдавил ее в пепельницу. — Извини, но доказательств, кроме слов, нет. И это работает не в нашу сторону. Гормональные всплески, семейные ссоры, юношеский протест. Сюда же добавим, что вы с Амели «украли» несовершеннолетнего ребенка, а ты…

— Я понял, папа, — процедил я сквозь зубы. — Хочешь сказать, что по закону не получится?

— Нет, если руководствоваться исключительно желанием засадить. Но да, если подумать головой. — Разворошив лежащие на столе бумаги, папа выудил одну и опустил передо мной. — Нам нужна доверенность на предоставление интересов ребенка. И я заставлю ее подписать в пользу Амели. Если…

— …у тебя будет заявление Симы, — закончил я, уловив простую, как дважды два, идею отца. — Бать, а ты все таки шантажист.

— La guerre comme à la guerre, Никит, — улыбнулся он. — Осталось убедить Серафиму и Амели. И сделать это необходимо сегодня.

После таких новостей я уже не смог пойти в ванную на первом этаже. Да, мне хотелось, чтобы Сима и Амели выспались. Да, я понимал, что поступаю, как последняя сволочь, но все же время сейчас играло на руку не нам.

Подойдя к своей комнате, я поднял руку, собираясь постучаться и разбудить хотя бы Амели. Однако услышал из-за двери возмущенный голос Симы, что не могло не радовать.

— Лелька, ну если мы встали, может, и они уже проснулись? Я есть хочу.