– Квит…

– Да, моя госпожа, – услужливо поклонился фамильный морф, оправляя на себе алые бархатные штанишки.

– Иди спать. Ты какой-то…

– Кхм?

– Подозрительно фиолетовый. Вряд ли это нормально. Какая-то морфья болезнь? – я потерла сонные глаза и снова уставилась на его шерсть. Обычно сизую, с красивым зеленоватым отливом. А ныне отчего-то розоватую.

Наверное, Квитариус и правда приболел. То-то он весь вечер поправлял на себе камзольчик, прятал глаза и почесывался где попало. А я тут его в свои преступления втягиваю…

– Благодарю за заботу, княгиня, – с облегчением выдохнул морф. – Вы не будете возражать, если я отлучусь этой ночью? Хотел бы навестить старую знакомую, служащую роду Девенпортов…

– Насколько старую? – покосилась на Квита с интересом.

Самому морфу было давно за триста: до Авы он нянчил Андрея, а до того – его отца Владимира… Да что там Владимира, он ведь еще Солину с Августусом на горшок водил!

– Мы ровесники, – смущенно кашлянул Квитариус, теребя пуговицу на камзоле.

– Иди. И считай, что мы с Андреем тебя благословили.

– Я вовсе не за тем, – насупился морф, но я только отмахнулась.

– Свою икринку будешь купать сам, – пробормотала задумчиво, снова погружаясь в бумаги.

С тихим хлопком морф испарился из кабинета, окатив меня напоследок сажевым туманом. Я попыталась сосредоточиться: надо сегодня покончить с приказами. Но мысли уже пошли в неверном направлении.

Ладно, я еще могла понять Энди: кот – он и в Румынских Дебрях кот. Не нашлась еще хищница, ради которой Макферсон согласился бы бросить холостяцкую свободу. Но Квит! Три сотни лет – а все туда же…

Размышляя о том, что нам делать с морфьим потомством и как делить его с Девенпортами, я скатилась лицом на кипу приказов и провалилась в сон. Из которого меня спустя тролль знает сколько времени мягко выудили крепкие, знакомые, до дрожи в коленях волнующие руки…

– Спи, пигалица, – пробормотал на ухо густой хриплый голос. – Не просыпайся. Я лишь хочу вернуть собственную жену в собственную постель.

Убаюканная мягкой качкой и уютом теплой груди, на которую упало мое лицо, я снова погрузилась в сладкую дрему. И выплыла из нее, лишь когда щека коснулась прохладной подушки, а с ног кто-то снял туфли.

Похоже, меня пронесли на руках через весь коридор второго этажа в дальнюю комнату, которую мы с Карповым облюбовали давным-давно. Надеюсь, ученики уже спали и не застали мрачное чудовище Академии за столь милым и ничуть не жутким занятием.

– Андрей… – приглушенно просипела в подушку.

– Не просыпайся. Утром поговорим, – умелые пальцы шустро расстегивали пуговицы на моем платье, намереваясь его стащить.

– Ты цел? Не ранен? – я несогласно заерзала в постели.

– Ты бы почувствовала, пигалица, – с меня все-таки стянули неудобный наряд и накрыли одеялом.

– Урон теперь делится пополам далеко не всегда. Просто ответь.

– Почти не задело. Все в порядке, Ани, – горячее тело забралось под одеяло и сгребло меня в охапку.

Не открывая глаз, я с комфортом устроила щеку на вкусно пахнущей груди, сдвинула носом ткань расстегнутой рубашки, добралась до кожи и глубоко вдохнула. Боги, как я вообще протянула два месяца без него? Сумасшествие какое-то.

Я прижалась теснее и закинула за Демона ногу. Потом поняла, что мне мало, и под его сдавленный «ох» забралась наверх целиком.

– Ани… Девочка моя, – прошептал Демон, целуя в висок. – Такая нежная, такая мягкая… – подтвердил, сжимая жаркой пятерней мою «охотницу до приключений». – Чем тебя подушка-то не устроила?

– Соскучилась. Очень, – пояснила шепотом свой маневр, поудобнее устраиваясь на этом всесторонне твердом кирпиче. Сам он мягкостью нигде не отличался. – Тебя не было слишком долго. Невыносимо. Невозможно…