Она перекинула через подоконник веревочную лестницу, зубами прикусила узелок со своими пожитками, и ринулась вниз.

Но лишь затем, чтобы угодить в руки слугам.

За ней давно зорко следили! И наверняка выучили все ее уловки, м-да… надо было б придумать что-то другое!

— Пустите меня, негодяи! — вопила Дея, ощутив на своих руках и ногах их цепкие клешни.

Но они, разумеется, не пустили.

— Якорь вам в глотку! Я вам это припомню!

Они заволокли девушку в дом, брыкающуюся и вопящую, и поставили перед матушкой, которая раскраснелась от волнения и гнева.

Волнения за Вирджинию, гнева на Дею.

Правая половина ее лица квасилась и пыталась зареветь, левая — нервно дергалась и грозно скалилась.

— Все ли хорошо с вами, матушка? — вежливо осведомилась Дея, хотя видит бог, ею руководило не дочернее чувство долга и любви, а желание подразнить суровую родительницу. — Вид у вас такой, словно вас вот-вот удар хватит. Щека дрыгается. Уже и слюни текут. Ужас.

— Молчать, мерзавка! — выкрикнула мать и топнула ногой. Дея замолкла, хотя на языке у нее вертелась еще пара колкостей.

Вирджиния, как Дея и предполагала, была заплаканная и похожая на раскисший торт, который неумелый кондитер попытался украсить шоколадом. На ее персиковом нарумяненном лице рот вспух и краснел, как раздавленный помидор, а глаза были обведены черными неряшливо размазанными кольцами.

Вирджиния шмыгала носом — ага, и пузыри она пускала, — и предавалась отвратительной привычке, которая была у нее с детства, и которая возвращалась, стоило Вирджинии начать нервничать. Обмусолив локон, превратив его в сосульку, Вирджиния пихала его в нос и задумчиво колупала там. Да так, что от удовольствия глаза у нее закатывались.

Видимо, массажировала мозг.

Пакость какая.

— Снова задумала бежать? — уточнила мать у слуг, пристально рассматривая мальчишеский наряд дочери, и, получив утвердительный кивок, произнесла: — Значит, так: твоей сестре выпала редкая честь — выйти замуж за принца!

— С чем ее и поздравляю! — ответила Дея, чуя, что дело пахнет керосином. — Очень, очень рада! Любви, счастья, ребятишек побольше, чтоб королевство — полная чаша, и все такое… ну, все, я пошла?

— Стоя-я-ять! — пароходным гудком проорала мать. — Куда?!

— По своим делам, — ответила Дея.

— Свои дела у тебя будут, когда я разрешу, — властно произнесла мать. — А сейчас мне нужны твои руки.

— Ну, ноги-то могут быть свободны?!

— Не ерничай! Руки, ноги и все твое тело целиком! Поедешь вместо Вирджинии в лесной дом короля и там будешь прислуживать принцу! Он изволит капризничать.

— Что?!

— И прислуживать кротко, покорно, послушно и расторопно! И делать все, что он велит!

— Да с чего бы это?! — расхохоталась Дея. — Это, кажется, право невесты, а затем и жены — угождать мужу?! Вот пусть Вирджиния и прислуживает! А то что же, потом, после свадьбы, он позовет ее спинку потереть, и снова придется мне его мочалкой драить?! Ну, уж нет!

— Дура! — озлилась матушка. — После свадьбы прислуживать ему не придётся! На это слуги есть! А сейчас главное ему угодить! Ну, давай, пошевеливайся живее! Переоденься в приличное платье, волосы причеши! Горе ты мое…

— Нет-нет-нет, подождите! — уперлась испуганная Дея. — Это ведь Вирджинии надо! А мне-то это зачем?! Нашли дурочку!

Мать мученически закатила глаза и некоторое время шумно дышала носом, чтоб успокоиться.

— Слушай меня, несносная девчонка, — произнесла она, наконец. — Если ты согласишься сделать то, что я у тебя прошу, я, так и быть, дам тебе денег на билет. На кругосветное путешествие на корабле.